Постановка проблемы.

«Я не знаю, как остальные, но я чувствую жесточайшую, не по прошлому ностальгию, ностальгию – по настоящему» – писал А. Вознесенский, напоминая об актуальности проживания «здесь и сейчас»¹. Однако не только жизненный путь человека, но и «биографии» государств неизменно балансируют между перспективой и ретроспективой существования. Консолидация общества в последние годы стала одним из популярных терминов российской политической элиты, повторяемых в посланиях президента, программах политических партий, дискуссиях политологов. По сути, это поиск вариантов декларируемого сплочения вокруг общезначимых ценностей. И он нуждается в своеобразной философии «исторического оправдания»: будь то проверка прошлым или гарантии на будущее. Именно поэтому временные модусы как архетипический базис «времени жизни» активно используются лидерами в диалоге с аудиторией. Связь между транслируемыми идеологическими посланиями и их восприятием аудиторией не является прямолинейной и безусловной. Однако за лидерами, в том числе в значении неформального «лидерства мнений» (П. Лазарсфельд), закрепляется функция трансляторов обобщенного «универсума рассуждений» (М. Вебер) – идей, лозунгов, набора универсальных истин и общественных стереотипов, обозначающих перспективы развития социума.

Методика анализа.

Изучение образов времени может выстраиваться как «слово о времени» – «директивный поиск», опирающийся на общественное мнение относительно восприятия темпоральных модусов [Покида, Зыбуновская, 2016; Сикевич, 2016]. Или по принципу «контекстного анализа»: работа с текстами, содержащими следы актуально востребованных временных векторов – «время в слове». Лингво-темпоральный анализ, как зашифрованный в тексте диагноз времени, предоставляет возможности для исследовательских дискурсивных практик, обращая внимание «…не только на объективные эмпирические данные, но и на ключевые категории социологического темпорализма: память, история, поколение, биография» [Ярская, 2017: 15].

В статье выполнен анализ выступлений лидеров России и США, содержащих модусы времени – будущего, настоящего и прошлого. Тексты носят характер публичной и общественно-значимой манифестации, темпорально-сбалансированы (не связаны с конкретным событием в настоящем, но при этом и не носят коммеморативной ориентации); строятся в логике содержательно-смыслового единства (идеализированный характер, соблюдение стилистических норм в создании и представлении).

База анализа – стенограммы инаугурационных посланий президентов США и России. Фиксировались ключевые слова и выражения, связанные с репрезентацией модусов времени (прошлое, настоящее, будущее), а также опосредовано относящиеся к темпоральному дискурсу (история, традиции, перспективы). При интерпретации результатов учитывалась тональность их использования (позитивные, нейтральные, негативные коннотации), характер подачи (реалистично-обыденные или идеально-метафорические категории) и содержательная специфика презентации (смысловые ассоциации, аллюзии и идеи/приоритеты).

Для осмысления специфики презентации прошлого выделены три категории анализа: речевые past-маркеры (смысловые ассоциации), past-аллюзии (цитаты, использование образов героев) и past-идеи (транслируемые приоритеты). В качестве основных past-маркеров выступали (располагаются по убыванию частоты их использования): «история», «традиции», «память», «отцы-основатели», «предки», «предшественники», «наследие», «прошлое», «минувшее», «пример отцов (предков)», «корни», «вчера», «вечность», «забвение». Используемые past-маркеры характеризовали прошлое как фундирующее, значимое, созидательное, заслуживающее уважения.

Инаугурационные послания президентов США: метафорическая репрезентация времени.

Публичный политический дискурс посланий президентов США (Дж. Буш младший – речи 2001 и 2005 гг.; Б. Обама – речи 2009 и 2013 гг.; Д. Трамп – речь 2017 г.). Настоящее в речах американских президентов идентифицируется через категории кризиса, вызовов, угроз, проблем и противоречий: «Порой наши расхождения заходят так далеко, что кажется, будто мы просто живем на одном континенте, а не в одной стране» (Дж. Буш, 2001); «Мы находимся в самом эпицентре кризиса, наша нация участвует в войне против растянувшейся цепи насилия и ненависти… Вызовы, с которыми мы столкнулись сегодня – реальны. Они серьезны и их много» (Б. Обама, 2009).

Позитивные репрезентации настоящего, как правило, предстают не в реалистично-обыденных, а идеально-метафорических категориях: «В идеале Америки свобода и осуществление прав облагорожено милосердием и сердечностью…» (Дж. Буш, 2005). В репрезентации образов будущего также наблюдается синтез конкретики (перечисление реальных планируемых нововведений) и патетики, адресованной к эмоциональной реакции аудитории: «Мы вернем наше богатство. И мы вдохнем новую жизнь в наши мечты…Сердце и боевой дух Америки пересилят любой вызов. Мы победим!» (Д. Трамп, 2017). Будущее оказывается связано с универсально-глобальной перспективой: «Америке предстоит открыть новую эру мирного сосуществования…» (Б. Обама, 2009); «Мы готовы показать миру новые технологии и производства будущего» (Д. Трамп, 2017).

Одна из отличительных черт публичной риторики американских президентов – ее метафоричность, образность, символичность и активное использование past-аллюзий, выполняющих функцию опорных смысловых конструкций. Прошлое выступает источником вечной и проверенной мудрости, связанной с образами легендарных предков: («Как сказано в Библии…», «Как говорил Мартин Лютер Кинг…» и др.). Анализ речей президентов США позволяет выделить следующие past-идеи: преемственность прошлого, настоящего и будущего: «Мы подтверждаем наши традиции и приступаем к новому началу» (Дж. Буш, 2001); противопоставление исторического прошлого США и истории иных государств и народов: «Мирная передача власти редко происходит в истории, а в нашей стране она в порядке вещей» (Дж. Буш, 2001); корневой характер американской истории: «Для нас всех есть место в долгой истории» (Дж. Буш, 2001); «Позади нас – сотни долгих лет сложной и наполненной истории» (Б. Обама, 2013); диалектика провиденциализма и рукотворного созидания прошлого: «Мы не является автором этой истории…и все же его цель достигается нашими обязательствами» (Дж. Буш, 2001); коммеморативный характер прошлого (объект публичного поминовения, адресат коллективной благодарной памяти): «Нам есть, что сказать погибшим героям, покоящимся в Арлингтоне, и вещающим нам через годы…» (Б. Обама, 2009); «Всеми забытые мужчины и женщины нашей страны выйдут из тени забвения. Теперь о них будут помнить» (Д. Трамп, 2017).

«Градус внимания» к будущему (стремление обнулить прошлое, признание необходимости строить «новую Америку», «начинать все заново») возрастал в случае вступления в должность нового президента – это фиксируется в первых речах Дж. Буша, Б. Обамы и в единственной пока речи Д. Трампа. Наименее выражена презентация настоящего, выполняющего скорее фоновую функцию по отношению к прошлому и будущему.

Послания президентов РФ: декларирование позитивного образа действительности.

Публичный политический дискурс посланий президентов РФ (В.В. Путин – речи 2000, 2004, 2012 гг.; Д.А. Медведев – речь 2008 г.). Выступления российских президентов предельно лаконичны (примерно в восемь раз короче речей американских лидеров). В них сконцентрированы те же идеи и содержательно-смысловые посылы, что и в проанализированных текстах. Образу актуальности, играющему второстепенную роль в темпоральной наполненности риторики российских лидеров, в целом свойственны: дистанция настоящего от недавнего прошлого (преодоление в настоящем проблем прошлых лет): «Впервые верховная власть в стране передается самым демократическим, самым простым образом – по воле закона, свободно и мирно…» (В.В. Путин, 2000); представление о настоящем как объекте вложения коллективных усилий: «Мы вместе прошли большой и сложный путь, поверили в себя, в свои силы… мир увидел возрожденную Россию, и это результат усилий нашего народа, общей напряженной работы…» (В.В. Путин, 2012); декларирование позитивного образа современности: «У нашего государства есть сегодня и необходимые ресурсы, и четкое понимание своих национальных интересов» (Д.А. Медведев, 2008).

Картина будущего играет значительно более заметную роль в публичной риторике российских лидеров, чем настоящее, и выстраивается в логике мотивирующих призывов с перечислением конкретных направлений предстоящей деятельности: «В этой связи считаю своей важнейшей задачей дальнейшее развитие гражданских и экономических свобод, создание новых, самых широких возможностей для самореализации граждан...» (Д.А. Медведев, 2008); «Мы готовы к грядущим испытаниям и грядущим свершениям. У России великая история и не менее великое будущее!» (В.В. Путин, 2012).

Наиболее востребованы past-маркеры в речах российских глав государств «история», «преемственность», «национальная память», «связь времен», «наследие», «позитивное прошлое», «традиции». Что касается past-аллюзий, то символы, метафоры, идиоматические выражения, отсылающие к прошлому, служат усилению эмоциональности выступления и демократизации политической риторики, обращенной к народной традиции: «…у нас нет права быть Иванами, не помнящими родства» (В.В. Путин, 2000).

Перечень past-идей, в целом, совпадает с теми, которые были выделены в текстах американских глав государств: преемственность прошлого, настоящего и будущего: «Мы сохраним эту память, и мы сохраним эту связь времен, и все лучшее из нашей истории мы передадим потомкам» (В.В. Путин, 2000); глубинная укорененность прошлого: «Мы с вами – наследники тысячелетней России…» (В.В. Путин, 2004); противоречивое, неоднозначно, но великое и наполненное героическими свершениями прошлое; понимание прошлого как преобразовательной платформы актуальной действительности: «Наше прошлое, безусловно, придает нам силы» (В.В. Путин, 2012).

Заключение.

Исследование продемонстрировало наличие универсальных позиций в темпоральном контенте инаугурационных речей глав государств. Авторы не склонны абсолютизировать данный универсализм и говорить о полном единообразии восприятия модусов времени (так, past-аллюзии носят ярко окрашенный национальный характер, апеллируют к ментальным особенностям народа, свойственным ему архетипам, наиболее почитаемым деятелям прошлого). Схожесть транслируемых посланий продиктована, в большей мере, именно коммуникативным намерением говорящего, прагматической ориентацией на убеждение масс, нуждающихся в ценностно-идеологической окрашенности перспектив и оправдании самобытности и исключительности существования.