Везде
Социология остановилась
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Социология остановилась
Аннотация
Код статьи
S013216250010090-2-1
DOI
10.31857/S013216250010090-2
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Бэр Питер  
Должность: профессор-исследователь
Аффилиация: Линьянский университет
Адрес: Китай, Гонконг
Выпуск
Номер 9
Страницы
3-15
Аннотация

Новый труд видного британского социолога К. Кэмпбелла (C. Campbell, Has Sociology Progressed? Reflections of an Accidental Academic. Cham: Palgrave Macmillan. 2019), ставит беспокоящий вопрос: прогрессирует лисоциология? Вывод его таков: за последние полвека сделано мало шагов вперед. Мои заметки показывают, что подразумевает Кэмпбелл под прогрессом и какие факторы ему мешают. Обсуждение сосредоточено на одном препятствии – политизация университетов. Это давнее течение идеологизации сегодня подкреплено еще одним процессом: идеологический надзор. А это позиция, противодействующая свободе слова и многообразию мнений. Судьба социологии зависит от того, смогут ли коллеги-социологи понять опасности такой линии и найти способ остановить её? Предложены определенные контрмеры.

Перевод публикуется с разрешения автора по: International Sociology. 2020. № 2. P. 123–137.

Ключевые слова
идеологизация, идеологический надзор, прогресс, исследования, наука, социология, университет
Классификатор
Получено
14.06.2020
Дата публикации
21.09.2020
Всего подписок
4
Всего просмотров
32
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Могущество мух: они выигрывают сражения, отупляют наши души, терзают тела (Паскаль, Мысли II. I, 96).
2 Время от времени выходят книги, приглашающие социолога остановиться и подумать о состоянии нашей дисциплины. «Прогресс социологии?» британского социолога К. Кэмпбелла пример таких размышлений. Ученый широких интересов, он известен трудами по социологии религии и атеизма, потребления, действия. В этот раз, уйдя от специальных тем, он рефлексирует о социологии как таковой. Поставленные им вопросы не могли быть важнее: Что значит прогресс социологии? Чего он требует? Что сдерживает движение науки вперед?
3 Девять глав книги посвящены темам ложной новизны, смерти науки, корпоративному университету, «проклятью» идеологизации. Посыл книги Кэмпбелла – несмотря на все различия, у социологов есть одно арочное общее стремление. Нам нужно нечто большее, чем уважение читателей или удовлетворение от результата влияния на политику. Мы надеемся также содействовать, пусть минимально, прогрессу социологического знания. Достигаем ли мы этого: прогрессирует ли социология, или ходит по кругу?
4 В статье я обсуждаю определение Кэмпбеллом прогресса, анализирую его мысль, что социология в этом мало преуспела, а в итоговом разделе Дискуссия развиваю его аргументы против политизации социологии. Кэмпбелл осуждает британские и иные университеты за превращение их в прибежища идеологизаторов, упуская более тревожный момент: идеологический надзор (ideological policing). Союз администрации университетов, преподавателей-радикалов и студентов-активистов (militants) создает климат, враждебный поиску и обнародованию истины, – предпосылки науки как призвания и профессии.
5

Что такое прогресс
6 Название книги Кэмпбелла не «Прогресирует ли социология?», а «Прогрессировала ли социология?». Это предвещает ретроспективную природу поиска и, тем самым, неизбежный вопрос: прогресс с какого времени? С последних томов «Курса позитивной философии» [Конта] (1830–1842), где впервые сказано о социологии? Со дня смерти Дюркгейма в 1917 г.? От рождения/краха структурного функционализма Парсонса? А мы, что, хотим отмерять прогресс социологии от конкретного десятилетия, поколения, иной единицы времени? Сознавая эти и некоторые иные возможные временные отрезки меду точками A и Б, Кэмпбелл остановился на прагматическом решении. Прогрессировала ли социология в те 50 лет, когда Кэмпбелл был социологом? «И, самое главное, с точки зрения тех из нас, кто практикует эту дисциплину, есть ли у нас достаточно оснований верить, что наш собственный успех, каким бы он ни был, внес вклад в этот процесс?» (с. 91).
1. В круглых скобках даны отсылки к страницам книги Кэмпбелла. – Прим. ред.
7 Кэмпбелл так определяет прогресс в социологии: прогресс, как я его понимаю, подразумевает получение более удовлетворительных эмпирически валидных ответов на то, что считается центральными теоретическими вопросами дисциплины. [Это] 1. Что такое действие? 2. Что такое социальный порядок (order)? Чем определяются социальные изменения? (с. 8)2.
2. Кэмпбелл частично цитирует страничку Википедии; >>>> .
8 Говоря чуть по-иному, можно спросить: проясняет ли конкретное исследование «отношение между субъективностью и объективностью, структурой и агентностью, между синхронией и диахронией (статикой и динамикой)».
9 Кэмпбелл – не догматик в плане точности формулировки ключевых вопросов. Но он настаивает, что в социологии должны быть ключевые вопросы, на которые нужны ответы. В противном случае мы не можем знать, занимаемся ли мы социологией, не говоря о том, развиваем ли мы её.
10 Конечно, всегда можно сказать (многие коллеги так и делают), что они социальные теоретики, не социологи; или, по нисходящей шкале точности, что социология обозначает «место», «контекст», «способность чувствовать». Такая расплывчатость не волнует Кэмпбелла; она поощряет уклончивость и неточности. Прогресс социологии требует большего, чем публикации ученых записок факультета или набора «интересных» вопросов, которые можно решать. Он требует дисциплинарной четкости, когда все частные поиски обращаются к центральным вопросам теории, делающим социологию самостоятельной социальной наукой.
11

Чем прогресс не является
12 Прогресс – не заверения в новизне. Ибо многое, что видится новым, оригинальным, на деле есть наивность. Кэмпбелл отмечает, что, хотя многие социологи имеют общее представление о «классиках» (в основном Маркс, Дюркгейм, Вебер), период 1920–1970 [для них] – terra incognita. В целом, социологи сегодня вероятно «знают меньше об истории дисциплины, чем их предшественники, поскольку объем изучаемого материала вырос, а размер программ остался по сути тем же» (с. 19). Посылка о накоплении – ранние труды учитываются или теоретически превосходятся теориями последователей – сомнительна. Мертон назвал это «заблуждением последнего слова»: представлять, будто новое значит лучшее. Так ли это, если забыть, к примеру, теорию равенства Токвиля, теорию общественного мнения Тённиса, теорию маргинальности Парка? Накопление имеет смысл тогда, когда мы знаем, что копим.
13 Амнезию усугубили специализации, умножение дисциплин, спецкурсов, журналов. Взять журналы. В 1960–1970е гг. социолог в Англии просматривал 5–6 журналов, в основном общего плана (BJS, Sociology, Sociological Review, ASR, AJS)3, чтобы отслеживать границы дисциплин и их внутренние связи. Социологи читали Маркса и Парсонса, Вебера и Гоулднера, полагая, что социологу нужно рабочее владение тем и другим; целостность дисциплины считалась столь же важной, что и личные специальные интересы исследователя. Сегодня социологи, напротив, основательно расслоены. Ведущие журналы – на периферии интересов большинства социологов, социологическое знание все больше фрагментировано и обращено в себя. Коллеги стремятся к признанию в собственной сети, редко выходя за её пределы, обращаются к проблемам дисциплины в целом.
3. British Journal of Sociology, American Sociological Review, American Journal of Sociology.
14 Вместо прогресса – ложная новизна: поток новых тем и новых данных без должных связей с главными теоретическими вопросами, которые и делают подобные темы и данные бесспорно социологическими. Эта близорукость, считает Кэмпбелл, мотивирована социально: (1) репутационной «выгодой», вытекающей из «пограничных исследований» вместо обогащения «старых» идей; (2) стремлением студентов быть «релевантными»; (3) навязчивым утверждением, что достоверность в социологии строится на выявлении самых новых феноменов. Ложная новизна подкреплена увлечениями «поворотами»: лингвистический, культурный, постмодернистский, поворот к рациональному выбору и т.д. Ни один из них, считает Кэмпбелл, «не может считаться логическим продолжением научной критики теоретических традиций, которые образовывали существовавший прежде социологический мейнстрим» (с. 93). Эти повороты – не шаги социологии вперед, а чемоданы, добавленные к ней, чтобы она не отстала от других дисциплин.
15 Увлечение культурой – одна из граней этого поворота. Но поворот к одному есть и поворот от чего-то. А это не прогресс, а игра с нулевой суммой, игра, где участник жмет только на кнопку ‘Go’ (с. 95).
16 С «поворотами» соседствует феномен «исследований»: социологи придерживаются междисциплинарных идентичностей. Ученые, работающие на факультетах социологии, создают по ходу карьеры больше связей с исследованиями СМИ, постколониальными и культурными исследованиями, критическими расовыми исследованиями, ЛГБТ-исследованиями, исследованиями низов (subaltern) и т.д., чем связей с социологами. «Феминистская» социология – пример этой тенденции: описывая себя таким способом, коллеги выражают не просто интерес к положению женщин, а идеологию, для которой социология подходящий сосуд. Роковая смесь прогрессистской политики с процессами науки, а конкретнее – замещение вторых первой – об этом ниже.
17

Помехи прогрессу: смерть науки и рост активизма
18 Аксиома социологии: деятельность обусловливает, влияет на нее, формируется ею – соответствующая среда. Первичная среда нашего обитания – университет. Он, утверждает Кэмпбелл, в плохом состоянии. Негостеприимный к науке университет –это пространство все более корпоративное, регламентированное, идеологизированное. Эти недуги подпитываются активной поддержкой самих ученых.
19 «Чтобы наука социология прогрессировала, ей нужны ученые в той же мере, что и, если не более, исследователи» (с. 55). Разница здесь в том, что в то время как исследования высоко специализированы и сосредоточены на сборе и анализе данных, наука – это установление связей между комплексов (bodies) данных и среди них. Наука стремится к обобщениям, сравнениям, построению теорий. Наука, как правило, это эрудиция и история, воссоединение данных старых с новыми, опора на широкий круг дисциплин, относящихся к четко определенному вопросу соцологии. Э. Эббот (A. Abbott), М. Арчер (M. Archer), Д. Блэк (D. Black), Р. Коллинз (R. Collins), Э. Гидденс (A. Giddens), Л. Гринфилд (L. Greenfeld), У. Г. Рансимен (W.G. Runciman) – самые крупные англоязычные ученые социологи – публикуют написанные лично ими книги и статьи, не зависят от исследовательских грантов и демонстрируют уникальный творческий почерк.
20 Наука, определяемая таким образом, плохая версия карьеры амбициозного социолога (с. 57); скорее это карьерное самоубийство. Во-первых, нужно много времени, чтобы стать хорошим ученым, ходить в необъятные архивы, учить новые языки, читать литературу за пределами специальности – а время сегодня не союзник загнанного социолога, ищущего место работы, продвижения по службе. Во-вторых, обобщатели, генералисты нежелательны, на кафедры берут, как правило, экспертов в конкретном исследовательском поле; политически надежные лица ценнее индивидуальностей. Социологи сегодня также обязаны получать исследовательские гранты – постоянно. У таких грантов формат стандартен. Coaвторство приветствуется, позволяя социологам производить «продукт» за продуктом, но сужая простор для индивидуальности. И, симтоматично: чем больше исследовательская команда, тем уклончивее или резче бывают её выводы. Кто блистает в такой среде и восходит на головокружительные высоты университетских почестей? Уютно устроенные в исследовательских центрах – да и где угодно, подальше от учебной нагрузки – их броские исследования связаны с броским бизнесом, часами, уходящими «на заявки на гранты, администрирование грантов, контроль за исследователями, представлением отчетов грантодателям, не говоря уже о написании и публикации результатов исследования», – все это оставляет мало времени на «мысли о крупных проблемах» (с. 70). И что в итоге? Еще одна заявка на грант.
21 Упражнения в оценках исследований – наподобие «Оценки качества исследований Великобритании» «UK’s Research Excellence Framework» и «Качество исследований в Австралии» – «Australia’s Excellence in Research» – налагают еще больше сдержек на науку. От ученых требуется демонстрация «эффекта» их труда вне науки, так называемый «трансфер знания». Такая система стимулирует ученых идти по пути специализации, субдисциплин, которые легко измеримы и данные которых наиболее релевантны аудиториям вне науки.
22 Корпоративный университет с модулями, установкой на своевременность производства знания, неустанными требованиями грантов, манией метрики, представлениями об ученых как полномочных потребителях степеней, подобных потребителям пиццы, – не единственное препятствие для прогресса социологии. Социологи усугубляют положение, политизируя свою дисциплину. Речь не о политических приверженностях; вопрос в неспособности различить то, чем определенная политическая приверженность отличается от приверженностей в науке. Если политику питает стремление к справедливости и солидарности, наука требует держаться истины: исследовать беспристрастно, результаты докладывать честно, несмотря ни на что4. Без неустанного повторения того, в чем состоит это различие, «политическая приверженность весьма увеличит соблазн верить, что истина уже найдена», – убеждение, «несовместимое с естественным скептицизмом, столь важным в качественной научной работе, и с необходимостью ведущим к подталкиванию социолога к догматизму» (с. 82). Социология, конечно, всегда склонялась влево. Более новым является утверждение – старое и постмодерное – «сама наука и научный метод глубоко проблематичны, если не просто расистские и сексистские», а свобода выражения – это способ доминирования привилегированного меньшинства. Такая ориентированная на страдания, указующая линия заменяет «беспристрастный поиск истины» (с. 85).
4. Существование истины вопрос «трансцендентальный», «регулятивная идея» научного поиска; значит, истина это пред-представление о том, что мы делаем как ученые. Без этого представления наши научные поиски не имели бы четкой цели; они были бы случайными операциями с неясными вопросами и спорными ответами. Истину можно определить по-разному – например, как точность, как исправление ошибки, обнаружение свидетельств и т.д. Но никто не говорит: результаты моего исследования ошибочны – даже постмодернисты, свидетельствуя, что все мы стремимся к истинным представлениям об объекте нашего поиска.
23 Университеты считают местом производства научного знания. Тогда и социологи – это люди, производящие научное знание особого типа. Но все чаще встречаешь совсем иное – социологи только частично ученые; их главная задача – социальные улучшения и социальная справедливость. Существование социологии оправдано не разрешением ею главных вопросов, а её социальной пользой. Кэмпбелла поражает ирония, что часто именно те самые «социологи, кто жалуется громче всех на вмешательство правительства в научную жизнь, наиболее активны в политизации собственной социологической деятельности».
24 Сопротивляться этой предвзятой повестке, пишет Кэмпбелл, нужно: только «на пути попыток обеспечить то, чтобы их собственная деятельность была свободна от идеологической предвзятости (advocacy), ученые получат надежду организовать действенную кампанию против вмешательства властей в свободу науки» (с. 81). Подобно литератору и критику С. Фишу [2008], Кэмпбелл считает, что ученые должны сосредоточиться только на вопросах науки, а заниматься политикой следует «в личное время». Насколько иным был бы предмет социологии, если политическая проповедь в аудитории была бы столь же неуместна, что и сексуальный харрассмент!
25 Еще важнее неспособность социологов защитить призвание ученого. Я считаю, нам, ученым, нужно напоминать самим себе, что университеты возникли как воплощение простой идеи: знание это хорошо. Не то, чтобы знание было хорошо для того или иного, например – экономического роста или поиска людьми работы, не говоря уже о разоблачении зла или построении утопии. Как подчеркивал Р. Нисбет, «сердце научной догмы – поиск знания как такового. Знание и процесс достижения знания это хорошо само по себе, и университет, прежде всех институций, является или являлся в прошлом посвященным им» (с. 74).
26

Обратить застой вспять
27 Я изложил суть аргументов Кэмпбелла; данные, на которых они основаны, читатели найдут в самой книге. Но пусть Кэмпбелл ответит на свой вопрос: социология прогрессировала за последние 50 лет? Его ответ – может быть, но не очень. Хотя наша дисциплина заметно выросла после 1960-х гг., выросли число студентов и преподавателей, финансирование, специализации и т.д., – происходило это «без сколько-нибудь глубокого [социологического] проникновения в понимание социальной жизни» (с. 108). Да, был «прогресс парадигм» – специализированных отраслей знания – но они не связаны с ядром дисциплины, а часто уводят в сторону. И «заполнение проблем в социологичеcком понимании» не многое добавляет [к пониманию], если этот новый фрагмент не связан непосредственно с центральным ядром проблем социологии. «Делать социологию», вновь подчеркивает Кэмпбелл, не то же самое, что изучение социальной жизни; все социальные и гуманитарные науки так или иначе изучают социальную жизнь. Делать социологию – значит решать социологические проблемы. А социологические проблемы лучше всего решаются, когда социологи вовлечены в сравнительные исследования, а не в то, что можно свести к ВБ5-логии или США-логии, концентрация, усугубленная специализацией исследований. Из крупных мыслителей сегодня лишь П. Бурдье и Э. Гидденс могут быть «включены в ядро социологического знания» (с. 115) – первый за теорию практики, второй за теорию структурации – но Кэмпбелл и этих грандов выделяет с неким отсутствием энтузиазма.
5. Великобритания.
28 Кэмпбелл не адвокат отчаяния. Прогресс социологии возможен быть в принципе, иначе, почему считать труды Вебера и Дюркгейма шагами вперед по сравнению с предшественниками? Если мы способны видеть, что мешает прогрессу социологии, мы можем обратить наше внимание на соответствующие реформы. Чего это потребует?
29 Сдержать сужение исследовательских специализаций можно путем осознанной политики приема на работу генералистов и выплату «стипендий тем социологам, кто хочет сменить специализацию или, может быть, как-то иначе показывают желание заняться фундаментальными проблемами, теми, что не всегда подпадают под конкретное специальное поле исследования» (с. 61). Кэмпбелл предлагает практическое средство от потери социологией коллективной памяти. «Время на изучение библиографии» можно продлить, расширив диссертантский курс по истории социологии – в отличие от курсов по социологической классике – на студенческом и аспирантском уровнях. Цель таких курсов – выявление истории дисциплинарных исследовательских программ, которые, возможно, стóят того, чтобы к ним вернуться, применять, совершенствовать их. История социологии станет попыткой ученых повторно открыть или дать новую оценку, аналогично параллельным повторным исследованиям в психологии, опровергшим некоторые ранее полученные результаты6. Наконец, проблемы наших университетов становятся все очевиднее, и глубокое осмысление их практик может подтолкнуть к возврату более скромных оценок поисков ученых.
6. См.: >>>> .
30

Дискуссия
31 Прогрессирует ли социология? – ясная, умная и оптимистичная книга. Она показывает главную проблему – смысл прогресса, требуя от каждого из нас, хотя бы косвенно – согласиться с кэмпбелловским тестом на стресс. Как мы ответим на «обманчиво простой вопрос ”в какой из главных ключевых вопросов дисциплины вероятней всего вносит вклад моя сфера работы”» (с. 113)? Или для тех из нас, чья карьера в социологии уже длинна: в какие центральные ключевые вопросы дисциплины внесли вклад мои труды? Развитие теоретического ядра социологии? Продвижение её?
32 Серьезное отношение к призванию ученого я приветствую, особенно по контрасту с социальной почтительностью, эндемичной в социологии сегодня. Она выходит на поверхность в самых неожиданных местах. Лесть Д. Александера в адрес первого черного американского президента нас не удивляет: триумф Барака Обамы в двух президентских кампаниях позволил йельскому социологу раструбить свои либеральные взгляды и применить «сильную программу» культур-социологии к культурной иконе7. Предложение М. Буравого социологам «участвовать» в «создании, а также трансформации «общественности (publics) и контробщественности уже забыто. Но когда даже сдержанный Э. Эббот [Аbbott, 2016: 280] наделяет социологию гуманной миссией – «моральной обязанностью считать себя одним из ряда доверенных лиц долгосрочного проекта понимания общества» – чувствуешь глубину ценностной трясины. Доверенное лицо, пророчески добавляет Эббот, «должен пытаться вообразить способы обращения к различиям в социальных пространстве и времени, которые нормативно даже нe могут быть идеально универсальными». Прочитав это заявление несколько раз, я так и не понял его смысл.
7. Aлександер и Яворский [2014] очарованы «солнечными лучами мощи героя» (с. 20) и его способностью касаться «сладкой точки социальной солидарности» (с. 37). Способность героя использовать клише также отмечена: в одной короткой фразе мы узнаем о президенте, который (с. 36) «снял перчатки», «превратил орало в меч» и «сейчас стал символом всей нашей мощи».
33 Путь Кэмпбелла сквозь этот туман столь же ясен, сколь и непритязателен. Единственная моральная обязанность нас, социологов, настаивает он, добиться научной истины и затем честно сообщить о результате. А это тяжелая работа, если делать её хорошо.
34 У книги есть слабости. Так, читатель не согласится с тремя центральными, для Кэмпбелла, проблемами книги как слишком аморфными или, напротив, слишком конкретными; с тем, что, сосредоточившись на Британии, автор не сделал книгу более компаративной; что выбор успешных авторов – которые двигали (возможно) нашу дисциплину вперед – спорен. Ниже я этих моментов не касаюсь, а постараюсь развить мысли Кэмпбелла о политизации университетов и опасностях, которые это несет поискам социологов. Я также постараюсь углубить различие, упущенное им. Здесь ключ к пониманию застоя социологии. Речь о различии – аналитически ясном, но нечетким на практике – между идеологической приверженностью (advocacy), с одной стороны, и идеологическим надзором (policing) – с другой. Идеологическая приверженность – это, в сущности, способ убеждения, идеологический надзор – способ принуждения. Его цель – надзирать и выносить суждения по кругу вопросов, которые каждый ученый, социолог или нет, может с полным правом задавать на публике и получать на них ответы. Ниже я детализирую это различение.
35 Пристрастность в аудитории и в «официальной социологии»: сбой воображения. Говоря об идеологической – социальной, политической – приверженности в социологии, мы имеем в виду ряд видов поведения. Не все они научно вредны. История социологии знает традиции – христианская социология, фабианство, первая волна феминизма и др. Они нацеливали исследования на проблемы бедности, неравенства, расизма, алкоголизма, проституции, заботы о детях, городских гетто, сельской изоляции и других. Социальные реформы естественно вытекали из этих исследований, как и новые научные проблемы.
36 Так и метод этнографии почти всегда выставляет объект исследования в симпатизирующем духе, не то чтобы выступая адвокатом, но гуманизируя эту странную, молчаливо оправдываемую ситуационную рациональность. Во всех таких случаях социологи могут доказать, что они, как социологи, нацелены на правдивый отчет об исследованном; более того, как раз из-за их ожидаемой правдивости законодатели и политики доверяют их трудам.
37 Предвзятость в аудитории – особый вопрос. Это активистское обучение, не беспристрастное исследование, что больше всего беспокоило М. Вебера в статье «Наука как призвание и профессия» (лекция в Мюнхенском университете, ноябрь 1917 г.). Тогда Вебер направлял аргументы в основном против правых, особенно профессоров-националистов. Сегодня в университете доминируют левые; не те старые левые из рабочего движения, не Новые левые от культур-марксизма, а афро-американские левые, сторонники политики идентичности. Пристрастность расцвела в «исследованиях»; женские исследования были и остаются рассадником тоталитарной индоктринации, где социологи играют видную роль8. Кафедры, факультеты также регулярно спонсируют политические мероприятия в университетах – бойкоты, санкции, призывы не инвестировать, например, в Израиль. В таких ситуациях задача культивировать привычку свободного поиска подчинена сведению идеологических счетов и заявлениям, что сложные проблемы решены. Но они не решены и не могут быть решены. Как напоминает М. Вебер [1946 (1919): 146–148] модерн – грязное, неустроенное место, множество сталкивающихся несоизмеримых ценностей – убеждений, которые непримиримы: атеизм и религиозная вера, марксизм и либерализм. Люди также не соглашаются, их нельзя рационально убедить соглашаться, будь то в том, что насилие это плохо в любых обстоятельствах, но оправдано в других; в том, что право женщины на её тело тотальны или ограничены правами зародыша; в том, есть ли брак абсолютно гетеросексуальный союз или союз, включающий и гомосексуальные пары; должен ли Израиль быть еврейским государством или прекратить свое существование. «Глобальных суждений о прогрессе» в таких случаях нет, т.к. у нас нет «арочного стандарта, с помощью которого можно хотя бы сформулировать глобальные суждения о прогрессе» [Gray, in Mill, 1991: xxviii]. Но время от времени официальная социология воображает, что он есть. Говоря «официальная социология», я имею в виду публичное лицо социологии, распространяемое её главными профессиональными ассоциациями – Американской Социологической ассоциацией (АСА), Международной Социологической ассоциацией (MCA). Обе предлагают постмодерное, глубоко раскалывающее видение «социальной справедливости». Просмотрев темы ежегодных конференций и книжных выставок АСА, книги, рецензируемые в журналах АСА «Contemporary Sociology», статьи в «American Sociological Review» и amicus briefs, направляемые в конгресс, К. Смит [2014: 7–8] находит не дисциплину, ищущую истину, а полностью политическую религию, выстроенную вокруг различий и эмансипации. В этом свете все, что подтверждает такой «священный проект», научно. Все, что против – ересь.
8. Вытеснение стандартов науки политической пропагандой в программах женских исследований хорошо документировано и резко критиковалось самими феминистками. См., напр.: [Patai, Koertge, 2003; Badinter, 2006 (2003); Powers, 2015; Paglia, 2018].
38 И в МСА господствует постколониальный, неомарксистский улично-социологический подход – в онлайн-публикациях (например, «Глобальный диалог»), на платформах (особенно «Пространство социальной справедливости и демократизации»). Такие влияния очень заметны и в официальных журналах. Тема Форума МСА 2020 г. в Порту Аллегре, Бразилия – «Вызовы XXI века: демократия, окружающая среда, неравенства, межсекционности» – чудо модных конгломератов. Таковы же и большинство рамок общесоциологических форумов – они выглядят и звучат как митинги собравшихся прогрессистов, а не собрания ученых.
39 Выше я отметил слова К. Кэмпбелла, что основные вопросы социологии связаны с природой действия и социального порядка, детерминант социальных перемен. Поиски в нашем собственном обществе, чтобы быть социологическими, требуют соединять новое знание с этими тремя ключевыми вопросами, углублять наши ответы на них. И это, полагаю, создает неудобные для официальной социологии вопросы. Вот самый важный: может ли дисциплина, проталкивающая повестку дня прогрессистов, открыто защищающая политику радикалов, которая, к примеру, мимоходом называет популистов расистами, ксенофобами, фашистами, – может ли такая дисциплина адекватно понять смысл действий, порядка, перемен, если их сочтут враждебными политике радикалов? И конкретнее: может ли прогрессистская дисциплина иметь смысл для не-прогрессистов, не считая свои взгляды ложным сознанием или токсичной культурой? Может ли такая дисциплина осознанно, беспристрастно, в здравом уме понимать социальный порядок евангелистов-христиан, консерваторов из рабочего класса, избирателей Трампа, черных консерваторов, защитников Второй поправки (право носить оружие) и т.д.? Да и хочет ли официальная социология понять их?
40 Анекдот: после выборов Трампа в ноябре 2016 г. и раньше – референдума по Брекситу в июне 2016, я переписывался с коллегами по этим событиям. Их ответы были без исключений невероятны – по обоим событиям. Один e-mail, от звезды Лиги Плюща, объяснял победу Трампа как триумф фейковых новостей, русских хакеров, вмешательства ФБР, – официальный нарратив демпартии. Другой e-mail, от видного британского социального теоретика, предлагал тот же список по решению о Брексите. Дебаты сторонников и противников выхода из ЕС напомнили ему интеллектуальное состязание между креационистами и эволюционными биологами. Он не одинок; неприязнь социологов к сторонникам выхода распространена9. Самые дельные книги о Брексите написали политологи (см.: [Eatwell, Goodwin, 2018]) и журналисты (особенно [Goodhart, 2017]).
9. Oдин пример – G. Delanty ‘Reflections on the Sociological Significance of Brexit,’ 16 April 2019; >>>> . Согласно опросу журнала Times Higher Education, 90% преподавателей («научный состав» в британской терминологии) был против выхода (как и большинство моих британских корреспондентов). См.: >>>>
41 Конечно, не вся социология такая, как я её описал. Многие коллеги в исследованиях четко осознают опасность предвзятости, принимая разные контрмеры. Они не ходят на годичные собрания, или, если приходят, cтараются прятаться в зале или на групповой секции, – пусть социальная справедливость заботится о себе сама. Для них скептицизм все еще путевая звезда ученого.
42 Идеологическая полиция: инструменты репрессии. Чтобы быть искателями и глашатями истины, ученым нужны три вещи: свободный дискурс по вопросам науки, возможность вести исследование без ненужных политических ограничений; достаточная интеллектуальная независимость, чтобы производить что-то творческое или просто стоящее; способность быть услышанным общественностью, способность коммуницировать идеи письменно и устно, не уподобляясь отдельным монадам, запертым в пространстве своих мыслей. Без публичного применения разума, считал Кант, немыслим научный прогресс – в социологии и любой иной дисциплине.
43

Прогресс теории также требует плюрализма – открытых взвешенных дебатов, опоры свободе слова10. Представьте себе пространство без споров, где все думают одинаково. В таких условиях тоталитарной дистопии свобода слова никому не грозит. Отстаивание споров, где соперники настороженно внимают друг другу – реальность иного рода. Она позволяет ученым видеть, что даже самый «правильный» взгляд открыт возражениям. Сегодня публичному использованию разума, дебатам угрожает альянс университетских управленцев, активистов – студентов и ученых.

10. Из 3128 членов Академии гетеродоксии, продвигающий плюрализм мнений, лишь 90 связаны с департаментами социологии. Экономисты гордятся 150 членами, политологи – 165, психология 362. Данные на 6 ноября 2019 г. URL: https://heterodoxacademy.org/about-us/members/ 
44

Отделы различий, справедливости и инклюзии в университетской бюрократии играют главную роль в надзоре со все множащимися кадрами администраторов, чьи задачи – находить и корректировать «имплицитную предвзятость» преподавателей и студентов [Mac Donald, 2018]11. Калифорнийский Университет сейчас требует от претендентов на постоянную работу заполнять декларацию «справедливости, различия и инклюзии», говорящую о приверженности кандидата разнообразию12 (копия клятвы на лояльность университетов времен МакКарти). Она игнорирует факт, что «разнообразие», как и социальная справедливость, непростой термин, который можно без оговорок разумно принять или отвергнуть [Baehr, Gordon, 2017]. Мессидж Калифорнийского университета ясен: подписывай бумагу о разнообразии, как мы ее определили, или ищи другое место работы. Такой политический контроль достоин диктатуры.

11. См. перечень должностей, связанных с различиями и справедливостью в Йельском университете: >>>>

12. См.: https://dailycaller.com/2019/09/24/ortner-diversity-university-california/ 
45

Говоря о ‘policing’ (надзор за идеями) конкретнее, я имею в виду практики, нацеленные на синхронизацию обнародуемых мнений со сдержками – со стороны бюрократии – диапазона вопросов, допустимых на публике. Фразы и мысли, сочтенные «оскорбительными», главная цель. Надзорная деятельность включает увольнения профессоров-совмесителей, как было с Н. Карлом из Оксфордского университета, по идеологическим основаниям13, и попытку части университетского сообщества отозвать ранее данное приглашение выступить. Академия гетеродоксии, опора сторонников разнообразия, насчитала 438 попыток отзыва приглашений в университетах США после 1998 г., 40% которых состоялись14. Схожий метод надзора – отказ в выходе на кафедру, когда осуждаемое недовольной аудиторией за «язык ненависти» лицо лишается возможности выступить публично или криками из зала принуждается замолчать. Обществовед-консерватор Ч. Мюррей был лишен трибуны Миддлбери-колледжа (Вермонт) в марте 2017 г. при полной поддержке тогдашнего главы кафедры15.

13. См.: www.thetimes.co.uk/article/cambridge-scholar-noah-carl-sacked-for-questioning-sacred-left-g3d6qvwzm; https://quillette.com/2019/05/28/noah-carl-an-update-on-the-young-scholarfired-by-a-cambridge-college-for-thoughtcrime/   14. Данные по США после 1998 г. см.: >>>> .

15. Cм.: >>>>
46 Идеологический надзор – это диапазон действий от институционально координируемых шагов до рыхлых, но не менее разрушительных форм осуждения. Пример – так называемые группы реагирования на предвзятость, которые действуют в примерно 200 университетах США. Их работа заключается в расследовании речей студентов, которые задевают чувствительность – ранят чувства – других. Такой мониторинг насаждает культуру неуверенности, поощряя самоцензуру16.
16. Группа реагирования на предвзятость Мичиганского университета недавно была принуждена Апелляционным судом шестого участка воздержаться от надзирающих действий, сочтенных нарушением Первой Поправки. Суд постановил, что эта «группа действует путем косвенных угроз наказания и запугивания с целью ограничения свободы слова». URL: >>>>
47 Распространены случаи доносов. Вот дело М. Регнеруса, профессор социологии в Университете Остин, Техас. Он заработал порицание за изучение положения лиц, выросших с родителем (родителями) в однополых отношениях [Regnerus, 2012]. Хотя выводы Регнерус из этих данных делал с оговорками, которые часто недооцениваются, они все же ставят под сомнение заявления, что такие дети столь же, если не более, успешны, чем выросшие в гетеросексуальных домовладениях. По этой причине социологический истеблишмент заклеймил выводы Регнеруса как скандальные. По словам К. Смита, Регнерус затронул кардинальный параграф священного проекта Американской социологии; Смит назвал официальный ответ «современной инквизицией, политической охотой на ведьм».
48 Родственная социологии антропология ввела свои запреты, как вспоминает в мемуарах этнограф Н. Шаньон, специалист по индейцам племени Яномамё (2013), живущим на границе Венесуэлы и Бразилии. Шаньон нарушал табу: культурно-антропологическое эмбарго на социобиологию, предложив картину племенной жизни, демонстрирующую крайнюю жестокость; нисколько не тронутую капитализмом и колониализмом. Он заявил, что Яномамё воюют главным образом из-за женщин, а не за дефицитные материальные ресурсы. Он противился росту активизма в современной антропологии. Oдин из хулителей Шаньона сравнил его с сенатором Джо МакКарти.
49 Но пока ничто не может сравниться с тем, что досталось Б. Джилли, политологу из Портлендского университета, за статью «Дело в защиту колониализма» в электронной версии журнала «Third World Quarterly» [Gilley, 2017]. В ней Джилли писал о благих последствиях колониализма в ряде случаев, полагая, что некоторые деколонизованные страны жили бы лучше при восстановленном колониальном режиме. В другом мире, в другое время статью бы приветствовали как отход от постколониальных наивностей или как провокацию, которой нужно противопоставить аргументацию – или согласиться с ней. Но Джилли ждали возмущение и требования убрать текст со страниц журнала. Петиция «Отзовите “Дело в защиту колониализма”» собрала 11050 подписей; другая – «Призыв извиниться и отозвать статью из “Third World Quarterly”», собрала 711617. После громких заявлений, доходивших до угроз жизни, редакция журнала отступила. Статью отозвали, хотя она нашла вторую жизнь в других изданиях [Gilley, 2018]. Отзывы, требования извинений и покаяния когда-то были стандартными на постановочных судебных процессах. Сейчас они принятые практики ученых свободных стран.
17. >>>> ; >>>>
50 Идеологический надзор порождает авторитарную нетерпимость к нестандартным идеям и неудобным фактам, – именно тому, что нужно научному прогрессу социологии и других дисциплин. Надзор создает культуру «безопасности» и «виктимизации», «приравнивая эмоциональный дискомфорт к физической опасности» [Lukianoff, Haidt, 2018: 29, 84]. Такое представление о безопасности не сводится к физической защите. Сейчас безопасность включает и дискурс: заявления объявляются «насильственными», если задевают чувства других. В свою очередь смысл насилия уже не ограничен физической агрессией или конвенциональной метафорой – «я насильственно (violently) не согласен». Её применяют ко всему, включая слова и символы, что беспокоит чувства слушателей. В такой сверхчувствительной среде «трудно избежать ошибочных действий». Пустая болтовня – становится микроагрессиеей, новое блюдо или новая прическа – повод обвинять в культурном присвоении; преподаешь что-то неприятное – обвинят в подстрекательстве; выразишь религиозные или политические убеждения, – обвинят в насилии. Что ни делай, делай так, чтобы поддержать жертву и критиковать угнетателей. Занятия социологией – не исключение [Campbell, Manning, 2018: 177].
51 «Снежинки» – прозвище университетских обывателей. Лучшего сравнения не придумать. Под микроскопом снежинки изысканны; нежно падая, они радуют глаз. Они таят, обнажая плодородную землю и – весной – ростки обновления. Напротив, приверженцы покоя и безопасности подобны личинкам, которые, твердея, обездвиживают хрупких носителей. Спеленатые, беззаботные путешественники ступают осторожно, бережно, всегда будучи начеку.
52

Заключение
53 Я описал анализ Кэмпбеллом прогресса в социологии и преграды, обнаруженные им. Я показал разницу между приверженностью и надзором и полагаю, что парадокс науки социология в том, что она требует определенных политических условий для процветания: нужна среда, которая питает не просто свободу поиска, а плюрализм идей. Я показал, что и то и другое в нынешней науке подвержены давлению.
54 Социологи, ученые не бессильны в попытках сломить привычки официальной нетерпимости18. В 2019 г. Доклад об академической свободе в Великобритании, подготовленный политическим философом Т. Симпсоном и политологом Э. Кауфманом предложил университетам ряд мер защиты свободы слова и мнений. Они включают, максимально близко к тексту:
18. Сейчас профессиональные кодексы этики социологов не определяют четко, что свобода поиска и открытая полемика – важнейшие ценности научно профессии, призвания ученого. Терминов «свобода», «свобода слова», «академическая свобода» или «свободный поиск» нет в Кодексе этики АСА. Напротив, для «уважения прав человека, достоинства, различий», «социальной ответственности» и «прав человека» место в нем нашлось. Cм.: >>>> . «Декларация этики» Канадской социологической ассоциации более жесткая. §77, например, гласит: «этические нормы не должны использоваться для сдерживающего влияния на академическую свободу». Cм.: >>>> .
55 1. Принять декларацию научных свобод, таких как Чикагские принципы, где прямо сказано, что «споры или обсуждения не могут быть закрыты из-за того, что высказываемые идеи кем-то или даже большинством членов университетского сообщества считаются агрессивными, неумными, аморальными или неверными».
56 2. Учредить пост Защитника академической свободы, подотчетного непосредственно ректору/проректору с полномочиями расследовать жалобы на политическую дискриминацию и рекомендовать соответствующие действия.
57 3. Учредить в Управлении студентов пост Защитника национальной академической свободы с полномочиями расследовать информацию от ученых о нарушениях академической свободы, реализовывать высокие требования к мониторингу или соответствующие санкции.
58 4. Дополнить международные рейтинги оценки университетов еще одним критерием – академическая свобода19.
19. >>>> . The authors also suggest government policies to reinforce academic freedom.
59 Оговорка к этим рекомендациям: академическая свобода – это не свобода делать или говорить все, что угодно; такая свобода была бы инструкцией по обучению активистов. Академическая свобода – это норма. Она означает, что ученые свободны в дебатах по научным вопросам, не будучи сдерживаемы политическим или иным видом вмешательств [Fish, 2008; Shils, 1993]. Пропаганда в аудитории – не демонстрация свободы. Это чистая демагогия, злоупотребление силой науки. A как всякая политическая догма, она мешает полному усвоению того, что Уильям Джеймс [2000 (1899): 267] назвал «жизнью других». Джеймс говорил о людях, которые не прогрессисты, «не такие, как мы», проголосовавшие за Трампа и Брексит, а те, о ком я писал выше, чьи жизни и предпочтения для них вполне разумны. Понять социальное устройство жизни других – не бесполезная цель, а требование к мысли – сдержанной, открытой, подлинно ищущей – что и оскорбляет официальную ортодоксию. Когда социология не склонна сделать такое усилие, трудно ожидать, что она научно, не говоря уже сочувственно, объяснит конфликты современного общества.
60 Заканчивая, скажу: меня беспокоит не то, что у нас нет средств защиты социологии от идеологического надзора и давления, или наши коллеги слишком боязливо их используют. Дело в росте числа социологов, одобряющих углубление политизации. Если это так, дни развития социологии как науки миновали, как и её интеллектуальное право на место в университете.
61

Перевод с англ. Н.В. Романовского

РОМАНОВСКИЙ Николай Валентинович, д. ист. н., проф., гл. науч. сотр., Институт социологии ФНИСЦ РАН; зам. глав. редактора журнала «Социологические исследования», проф. Российского государственного гуманитарного университета, Москва, Россия (socis@isras.ru).

Библиография

1. Abbott A. (2016) Processual Sociology. Chicago: University of Chicago Press.

2. Alexander J.C, Jaworsky B.N. (2014) Obama Power. Cambridge: Polity Press.

3. Badinter E (2006 [2003]) Dead End Feminism. Cambridge: Polity Press.

4. Baehr P., Gordon D (2017) Paradoxes of diversity. In: Outhwaite W., Turner S (eds) The Sage Handbook of Political Sociology. New York: Sage: 977–998.

5. Campbell B, Manning J (2018) The Rise of Victimhood Culture: Microaggression, Safe Spaces and the New Culture Wars. New York: Palgrave Macmillan.

6. Chagnon N.A. (2013) Noble Savages: My Life Among Two Dangerous Tribes – the Yanomamö and the Anthropologists. New York: Simon & Schuster.

7. Eatwell R., Goodwin M. (2018) National Populism: The Revolt Against Liberal Democracy. London: Penguin.

8. Fish S. (2008) Save the World on Your Own Time. New York: Oxford University Press.

9. Gilley B. (2017) The case for colonialism. Third World Quarterly. Online first 8 September.

10. Gilley B. (2018) The case for colonialism. Academic Questions, Summer. URL: www.nas.org/academic-questions/31/2/the_case_for_colonialism

11. Goodhart D. (2017) The Road to Somewhere: The Populist Revolt and the Future of Politics. London: Hurst.

12. James W. (2000 [1899]) On a certain blindness in human beings. In: Gunn G (ed.) Pragmatism and Other Writings. New York: Penguin: 267–285.

13. Lukianoff G., Haidt J. (2018) The Coddling of the American Mind. New York: Penguin.

14. Mac Donald H. (2018) The Diversity Delusion: How Race and Gender Pandering Corrupt our University and Undermine Our Culture. New York: St. Martin’s Press.

15. Mill J.S. (1991) On Liberty and Other Essays, ed. J Gray. Oxford: Oxford University Press.

16. Paglia C. (2018) Free Women, Free Men. New York: Vintage.

17. Patai D., Koertge N. (2003) Professing Feminism: Education and Indoctrination in Women’s Studies. Lanham, MD: Lexington Books.

18. Powers K. (2015) The Silencing: How the Left is Killing Free Speech. Washington, DC: Regnery.

19. Regnerus M. (2012) Parental same-sex relationships, family instability, and subsequent life outcomes for adult children: Answering critics of the new family structures study with additional analyses. Social Science Research 41(6): 1367–1377.

20. Shils E. (1993) Do we still need academic freedom? The American Scholar 62(2): 187–209.

21. Smith C. (2014) The Sacred Project of American Sociology. Oxford: Oxford University Press.

22. Weber M. (1946 [1919]) Science as a vocation. From Max Weber: Essays in Sociology. New York: Oxford University Press: 129–156.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести