Проведенные нами сравнительные количественные исследования показали, что с началом событий «арабской весны» 2011 г. практически во всех мир-системных макрозонах наблюдался очень значительный, а кое-где и взрывоопасный рост подавляющего большинства индикаторов социально-политической дестабилизации – числа антиправительственных демонстраций, массовых беспорядков, политических забастовок, террористических актов / «партизанских действий». Наблюдался и взрывоопасный рост глобального интегрального индекса социально-политической дестабилизации CNTS [1; 2; 3].

Только в 2011 г. рост глобального числа этих показателей дестабилизации в очень высокой степени (хотя далеко и не полностью) объяснялся их ростом в арабском мире, в связи с чем не будет преувеличением сказать, что события «арабской весны» в ряде стран Ближнего Востока и Северной Африки (БВСА) выступили в качестве триггера глобальной дестабилизационной волны 2011-2015 гг., масштабы которой значительно превысили масштабы собственно «арабской весны». Однако проявилась эта дестабилизационная волна в разных мир-системных зонах по-разному и не вполне синхронно (см. табл.).

Опираясь на общую картину глобальной дестабилизационной волны, небезынтересным представляется рассмотрение ее динамики по отдельным макрозонам. В предлагаемой статье представлены результаты исследования в соседней с арабскими странами крупной макрозоне – в Африке южнее Сахары, с использованием системы индикаторов социально-политической дестабилизации международной базы данных CrossNational Time Series (CNTS)* [4].

КОЛИЧЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕСТАБИЛИЗАЦИИ 2011 г. И ПОСЛЕДУЮЩИХ ГОДОВ

Прежде чем детально рассмотреть отдельные макрозоны (включая АЮС), следует взглянуть на общую динамику показателей социально-политической дестабилизации в мире в целом, после «арабской весны» (см. график 1).

Как мы видим, в 2011 г., по сравнению с 2010 г., наблюдалось скачкообразное увеличение именно числа антиправительственных демонстраций (в 11,5 раза, т.е. более чем на порядок) по миру, в целом.

При этом вторая фаза роста числа антиправительственных демонстраций приходится на 2014 г. и достигает в 2015 г. пикового (исторически** рекордного) значения, которое значительно превысило показатели 2011 г. При этом в 2011 г., по сравнению с 2010 г., можно было наблюдать заметно менее интенсивный (примерно в 6 раз) рост массовых беспорядков, число же крупных терактов в 2011 г. выросло только в 2 раза.

В 2012-2013 гг. число крупных антиправительственных демонстраций несколько снизилось, в то время как глобальная интенсивность массовых беспорядков продолжила расти и вплотную приблизилась к интенсивности антиправительственных демонстраций уже в 2014 г. Однако, в целом, нарастание массовых беспорядков шло с некоторым лагом относительно роста числа антиправительственных демонстраций, а с 2014 г. по этому показателю и вовсе отмечался спад.

Глобальное число крупных террористических актов / «партизанских действий» в 2011-2014 гг. росло по экспоненте, превысив в 2014 г. число как крупных антиправительственных демонстраций, так и массовых беспорядков.

Рост общего числа антиправительственных демонстраций в Африке южнее Сахары в 2011- 2013 гг. был не особо сильным, по сравнению с большинством других мир-системных макрозон, но по меркам самой этой макрозоны был заметным. А число зафиксированных в 2014 и 2015 гг. в Африке антиправительственных демонстраций оказалось самым высоким за весь период наблюдений (график 2).

И в рост в 2015 г. глобального числа антиправительственных демонстраций до самого высокого за весь период наблюдения уровня Африка южнее Сахары внесла пусть и относительно скромный, но всё-таки не символический вклад (см. табл.).

Очень похожая картина в 2011-2015 гг. наблюдалась в АЮС и применительно к массовым беспорядкам; впрочем, рост их числа здесь в эти годы был заметно более выразительным (см. график 2). И в увеличение в 2014 г. глобального числа массовых беспорядков самого высокого за весь период наблюдения уровня Африка южнее Сахары внесла заметно более весомый вклад (см. табл.).

Анализируя конкретную роль этой макрозоны по двум рассмотренным выше показателям, мы видим, что в 2011 г. в некоторых странах АЮС – Буркина Фасо, Уганде, Сенегале, Бенине, Малави, Кении, Джибути, Камеруне, Габоне, Свазиленде и др. – группами активистов предпринимаются попытки организации антиправительственных демонстраций и протестных акций, которые нередко сопровождались массовыми беспорядками [6].

График 1. Динамика общего числа событий социально-политической дестабилизации в мире, в целом, в 2001-2015 гг.

Источник: данные Cross-National Time Series (CNTS). Data Archive Coverage 2016 [5].

График 2. Динамика общего числа крупных антиправительственных демонстраций и массовых беспорядков в странах Африки южнее Сахары и арабском мире в 2001-2015 гг. (логарифмический масштаб).

Источник: см. граф. 1.

График 3. Динамика общего числа крупных террористических актов/«партизанских действий» в странах Африки южнее Сахары и арабском мире в 2001-2015 гг.

Источник: см. граф. 1.

Примечательно, что целый ряд протестов в Тропической и Южной Африке в 2011 г. был напрямую связан с событиями «арабской весны». С апреля по июнь 2011 г. в Буркина Фасо прошла череда протестов под лозунгами – «В Буркине будет свой Египет», «Начнем буркинийскую весну» [7]. В Габоне в январе 2011 г. полиция подавила протесты в г. Либревиль, в ходе которых демонстранты несли плакаты: «В Тунисе пал режим Бен Али. В Габоне [президента] Али Бена [Бонго] отстранить» [8].

В Уганде во время всеобщих выборов в феврале 2011 г. мобильные операторы блокировали смс-сообщения со словами: «Египет», «Тунис», «Мубарак», «диктатор», «Бен Али», «сила народа» [9]. Протестная акция в Малави в сентябре 2011 г. проходила под лозунгом «“Арабская весна” – это главный источник вдохновения для нас» [10]. В Сенегале в феврале 2012 г. активистское движение «Y’en a marre» («Мы уже сыты») организовало антиправительственные демонстрации, которые, по сути, и оказались предвестником смены тогдашнего лидера страны Абдулая Вада. Демонстранты заявляли о своей «весне» и выдвигали требования к А.Ваду отказаться от выдвижения на третий президентский срок [11]. Демонстрации, сопровождавшиеся беспорядками в Джибути в январе-марте 2011 г., содержали явный настрой против президента страны Исмаила Омара Гелле и его выдвижения на новый президентский срок. Выступления закончились массовыми арестами активистов и членов оппозиции [12].

Стоит вспомнить о многочисленных движениях «Оккупай» («Захвати») – от «Оккупай Уоллстрит» до «Оккупай Абай», которые буквально захлестнули в 2011 г. разные страны мира, в т.ч. и некоторые города в странах Тропической и Южной Африки – (Аккра, Гана), (Кано, Лагос, Абуджа, Нигерия), (Йоханнесбург, Кейптаун, Дурбан и др., ЮАР) [13; 14;15].

В Нигерии протесты «Оккупай» начались на фоне кризиса из-за отмены топливных субсидий в январе 2012 г. и проходили в форме отнюдь не мирных демонстраций [16]. В ЮАР движение «Оккупай» получило распространение весной 2011 г. с кампании в Интернете «Возвращение Южной Африки!» (Taking Back South Africa!) [17], которое затем переместилось на улицы южноафриканских городов. База CNTS фиксирует заметное число уличных протестов в ЮАР и в последующие годы.

В 2014 г. мы видим новый, довольно значимый рост антиправительственных демонстраций и протестов в АЮС (как и по мир-системе, в целом), при этом значительно увеличивается число и массовых беспорядков. Здесь вновь стоит упомянуть о движении «Оккупай» – скажем, в Гане протестный «бренд» – «Захвати» – имел свое местное название – «Оккупай Флагстафф-Хаус» [18].

Таблица

Источник: см. граф. 1.

Крупные протестные акции прошли в апреле и мае 2014 г. в Эфиопии, в административном регионе Оромия* [19]. Антиправительственные акции проходили 7 июля 2014 г. в Кении. В Найроби это был митинг «Саба Саба» (суах. – семь-семь), который отмечается многими как призыв к демократическим переменам в память о многотысячных антиправительственных выступлениях 7 июля 1990 г. в Найроби против тогдашнего лидера страны Дэниэля арапа Мои, которые были жестко подавлены правительственными силами [20].

Довольно драматичные акции протеста в октябре-ноябре 2014 г. отмечались в Буркина Фасо, после попытки тогдашнего президента Блэза Компаоре внести поправки в конституцию и остаться у власти, как минимум, еще на 5 лет. Беспорядки вспыхнули 30 октября, когда тысячи демонстрантов, прорвав полицейские кордоны, ворвались на территорию парламента – Национальной ассамблеи. На следующий день правивший 27 лет Б.Компаоре объявил о своей отставке [21].

Примечательно, что в 2015 г. оба рассматриваемых нами региона демонстрируют практически равные показатели как по массовым беспорядкам, так и по антиправительственным демонстрациям при ниспадающей динамике (график 2).

А вот в стремительное увеличение в 2011-2015 гг. глобального числа политических забастовок Африка южнее Сахары заметную роль не сыграла (см. табл.), тем не менее, по локальным меркам, рост числа политических забастовок был здесь вполне заметным. При этом максимальное число политических забастовок было зафиксировано базой данной CNTS в странах Тропической и Южной Африки в 2012 г.

С начала 2012 г. проходили забастовки учителей и преподавателей университетов в Кении, Свазиленде, Малави [22]. В Кении забастовки пришлись также на сектор здравоохранения: тысячи бастующих работников были уволены [23].

В ЮАР на шестинедельную забастовку в августе-сентябре 2012 г. вышли тысячи рабочих горнодобывающего предприятия Lonmin, контролирующего месторождения в Марикане и Лимпопо. Сообщалось, что 16 августа на шахте в Марикане полиция жестоко разогнала протестную акцию бастующих рабочих, были убиты более 30 и ранены не менее 70 горняков [24]. Забастовки также затронули золотодобывающие компании, однако, повторим, на фоне интенсивности забастовочной активности 2010-х гг. в странах Запада, Азии или Латинской Америки (см. табл.) уровень забастовочной активности в странах Африки южнее Сахары выглядит относительно невысоким.

Но был один показатель социально-политической дестабилизации, в очень быстром росте которого в 2011-2015 гг. Африка южнее Сахары сыграла очень важную роль. Речь идет о террористических актах/«партизанских действиях» (см. график 3).

Как следует из табл., в достижение самого высокого за весь период наблюдений уровня числа крупных терактов/ «партизанских действий» в 2014 г. Африка южнее Сахары сыграла очень важную роль; более важную роль здесь сыграли лишь арабские страны (сопоставимая интенсивность террористической активности в 2014 г., кроме арабских и африканских стран, наблюдалась только в некоторых странах Среднего Востока (см. табл.).

Важно подчеркнуть, что рост числа крупных терактов / «партизанских действий» в странах АЮС был достаточно тесно связан с некоторыми событиями «арабской весны» и вполне может рассматриваться в качестве одного из проявлений ее глобального эха.

Здесь стоит вспомнить, что в результате событий «арабской весны» произошло падение или резкое ослабление некоторых достаточно эффективных арабских авторитарных режимов. Например, развернувшиеся по трагическому сценарию события в Ливии и дальнейший фактический распад этого североафриканского государства. Многие военные склады после падения режима М.Каддафи были разграблены, что открыло легкий доступ к ливийскому оружию членам разного рода вооруженных, террористических и криминальных организаций. Кроме того, произошло вытеснение из Ливии в страны Сахеля большого числа наемников – выходцев из этих стран, воевавших на стороне М.Каддафи.

Все эти события имели прямое отношение, скажем, к восстанию под руководством Национального движения за освобождение Азавада (НДОА) в январе 2012 г. в Мали, которое приобрело радикальный характер и спровоцировало новый кризис в Сахаро-Сахельском регионе [15; 25].

Большое значение имела и экспансия такого «нежеланного дитя арабской весны», как радикальной исламистской группировки «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), что позволило ей вести активное проникновение на Африканский континент, пополняя свои ряды вербовкой новых боевиков, в т.ч. иностранцев [26], присягнувших на верность ИГИЛ адептов из местных радикальных исламистских группировок (наиболее известная из которых – нигерийская «Боко Харам») [27]. Кроме того, в этот период активизировалась сомалийская радикальная группировка «Аш-Шабаб», в т.ч. на территории соседней Кении. В начале 2012 г. сообщалось, что эта группировка присоединилась к другой исламистской террористической сети, значительно активизировавшейся в результате «арабской весны» - «Аль-Каиде» [28].

* * *

Таким образом, на основе представленных результатов мы можем сделать вывод, что «арабская весна» могла сыграть роль триггера начавшейся в 2011 г. волны глобальной социально-политической дестабилизации.

В рассмотренном нами регионе – Африке южнее Сахары – наблюдался довольно заметный рост числа как антиправительственных демонстраций и массовых протестов, так и политических забастовок, хотя существенную глобальную роль эта макрозона сыграла именно по числу террористических актов / «партизанских действий» вследствие активизации радикальных группировок различного толка. И если сравнивать, скажем, с Западной Европой, мы увидим, что рост числа терактов там наблюдался хотя и очень значительный, но отнюдь не столь взрывообразный, как в Африке южнее Сахары или арабском мире.

В этой связи рискнем предположить, что в странах АЮС в 2011 г. могла быть своя «африканская весна», которая хоть и была отмечена относительно (по сравнению с арабскими странами) небольшими масштабами протестных акций и беспорядков, зафиксированных базой CNTS (см. график 2), все же сыграла заметную роль в генерировании глобальной дестабилизационной волны 2011-2015 гг. Мы видим, что политический кризис и сопровождающие его акции протеста в некоторых африканских странах после 2011 г. привели к смене лидера, например, в Буркина Фасо, Сенегале.

Необходимо отметить, что вопрос, будет ли в странах Африки своя «африканская весна», стал предметом многочисленных исследований. Приведем выводы одного из них, в котором отмечалось, что уличные протесты – повсеместны в истории Черного континента: от национально-освободительных движений ХХ в. до политических протестов и забастовок после обретения независимости в период преобразований и перехода к многопартийности в конце 1980-х – 1990-е гг. А рост новых волнений был зафиксирован уже с 2000-х гг., что значительно опережает события «арабской весны», который, однако, резко увеличился с 2010-2011 гг. Частично этот рост совпадал с волнениями в арабских странах, которые, по-видимому, произвели «эффект домино» [29].

В целом, можно констатировать, что рост общего числа антиправительственных демонстраций и массовых беспорядков в Африке южнее Сахары в 2011-2015 гг. был не особо сильным по сравнению с большинством других мир-системных макрозон, но по меркам самой этой макрозоны данный рост был очень заметным (в несколько раз), и в 2014 г. Африка всё-таки вышла на самые высокие уровни по этим показателям за весь период наблюдений. Если главную роль в 2014-2015 гг. в выход МирСистемы на самые высокие за весь период наблюдений уровня глобального числа демонстраций, беспорядков и политических забастовок сыграли страны Запада, Азии и Латинской Америки, а роль Африки южнее Сахары была здесь в высшей степени скромной, то в выходе на самые высокие за весь период наблюдений уровни в 2014 г. глобального числа крупных терактов/»партизанских действий» страны Африки южнее Сахары сыграли очень существенную роль.