Что сегодня представляет собой Восток? Это страны Азии и Африки, раздираемые колоссальным клубком противоречий, как разрешить которые не знает, наверное, никто. Достаточно бегло перечислить хотя бы основные конфликты вокруг Северной Кореи, Южно-Китайского моря, Тибета, Джамму и Кашмира, Ирана, ИГИЛ и Сирии, Курдский, Ближневосточный, Ливийский и Суданский… Вспомним ещё нарастание исламизации в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке (а также в отдельных регионах СНГ), проблемы бедности и недостаточного развития здравоохранения в странах Азии и Африки, растущее влияние Китая, воспринимаемое некоторыми как претензия на господство, борьбу США и НАТО за сохранение их влияния в мире, финансовые неурядицы, нарастающую роботизацию и автоматизацию производства, увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными странами, борьбу за ресурсы и прихожан, этнические и религиозные разногласия, претензии армий на особую роль.

Перечислив все выше сказанное, мы получим более или менее точную картину современного Востока.

А что сегодня представляет собой марксизм? Для ответа на этот вопрос придётся вспомнить не только истмат советских учебников, но и практику современного государственного строительства в КНР, КНДР и Вьетнаме. Да. Именно практику. Ибо те горячие головы, которые поспешили «выбросить марксизм на свалку истории», начисто забыли один из постулатов классика: «практика есть критерий истины». И если марксизм в виде китайского варианта марксизма-ленинизма обеспечил Поднебесной превращение в «мастерскую мира» и ведущую державу по ВВП, по паритету покупательной способности, то уже одно это говорит о том, что хоронить марксизм - явно рановато. С другой стороны, мы имеем КНДР, которая успешно выдерживает натиск США и других западных держав, проводит обширное строительство и научные исследования, необходимые для осуществления ядерного проекта. Её коммунистическая, в основе своей марксистская, идеология дает уже другие, частично положительные, частично отрицательные основания для более чем пристального внимания к марксизму.

Как полагал Маркс, основу общества составляет материальное производство. Соответственно теории общественного развития, не учитывающие материальное производство в качестве базового фактора, - по меньшей мере не полноценны. Понимание значимости материального производства, усиленное внимание к нему демонстрируют руководители всех коммунистических стран Азии КНР, КНДР и Вьетнама. Успехи этих трёх стран в различных сферах свидетельствуют о жизнеспособности марксизма как теории и практики общественного, в т.ч. и экономического развития.

В теоретическом отношении сегодняшний марксизм уже давно представляет собой совокупность концепций, развивающих и преобразующих различные стороны сложного и противоречивого учения Карла Маркса. Среди российских гуманитариев марксизм прочно ассоциируется с истматом, т.е. с официальной идеологией Советского Союза в довольно конъюнктурной версии развенчанного сталинизма. Фактически это вариант марксизма, но вовсе не марксизм в целом. Марксизм в целом - это и все версии китайской модели социализма (маоизм и его современные модификации), и троцкизм, и различные варианты западного марксизма (А.Грамши, Т.Адорно, М.Хоркхаймер, Г.Маркузе, Ю.Хабермас, Ж.-П.Сартр, М.Мерло-Понти и др.), и все соединения марксистской риторики с политическими программами в странах Азии, Африки и Латинской Америки. Между этими учениями общее то, что все они признают Маркса одним из главных философов, материализм - основой научного обществоведения, а материальное производство и его развитие главными факторами общественного прогресса. Отнюдь не всегда подчёркивается классовый характер любой послепервобытной формации: официозный советский марксизм отрицал классовую природу СССР. И не все марксисты настаивают на том, что классы только враждуют друг с другом: западные марксистские социалистические и коммунистические партии ещё в середине XX в. признали возможность классового сотрудничества в рамках либеральной демократии.

Для анализа современного Востока следует иметь в виду, что любое государство представляет собой диктатуру правящего класса, внутри которого существуют разные группировки, борющиеся за власть и защищающие общеклассовые интересы. Таким образом, не следует думать, что все представители класса думают и действуют одинаково и преследуют только общие цели. Нет, они преследуют как правило исключительно корыстные личные и/или узкогрупповые цели. Но в отношении окружающих враждебных сообществ, у которых тоже есть свои классы, эти группировки могут действовать сообща для защиты своих интересов в определённом пространстве.

Во многих государствах Востока исторически господствующим классом была и остаётся бюрократия. Это крайне существенное обстоятельство обычно ускользает от внимания обществоведов. Бюрократия по своей сути преследует только одну цель - сохранение и усиление собственной власти. В условиях международного разделения труда, обусловленного сложным характером современного производства, задача сохранения власти требует весьма гибкой политики. Модернизация стран Востока, которую обычно связывают с волей отдельных политиков, в действительности представляет собой неизбежный процесс перехода к технологическому, постиндустриальному обществу с унифицированной и одновременно диверсифицированной моделью потребления.

Бюрократические правительства проводят модернизацию, чтобы не отстать от соседей и/или выйти в региональные/глобальные лидеры [2, 3, 4]. Так, модернизация Китая осуществляется руководством КНР для решения как внутренних проблем - аграрного перенаселения, голода и необходимости сохранить сильную армию - основу власти КПК, так и внешних - противостояния внешнему давлению, борьбе за влияние в Восточной Азии, а в дальнейшем и за превращение в мировую державу. Но кооперативное движение и арендное землепользование в Китае начались снизу, от потребности крестьян хоть как-то прокормить семью [5]. Гигантский природно-демографический потенциал обусловил бурный рост индустриальной экономики. Но подъем рыночных отношений в КНР привёл к формированию мощной буржуазии.

В условиях господства бюрократии успех предпринимательства в значительной степени зависит от умения конкретных предпринимателей взаимодействовать с конкретными чиновниками. Итогом становится коррупция, а затем - срастание чиновничества с буржуазией. Принятое в 1990-ые гг. решение допустить приём в КПК предпринимательских слоёв (теория «трёх представительств») означало складывание бюрократическо-предпринимательского альянса.

Однако дальнейшая интеграция КНР в мировое хозяйство и продолжающийся рост промышленности объективно ведут к усилению предпринимательских групп. Именно противостояние внутри двойственного правящего класса в КНР позволило 11 марта 2018 г. Всекитайскому собранию народных представителей убрать ограничение в два срока для Председателя КНР и тем самым закрепить авторитарный характер правления Си Цзиньпина [6]. Фактически Си Цзиньпин получил статус стоящего над разными фракциями китайского руководства лидера.

Один из самых серьёзных вызовов для КНР роботизация и автоматизация производства [7]. В условиях громадного населения Китай в ближайшее время может ожидать тотальная маргинализация абсолютного большинства его жителей. Собственно, экспансия КНР в разных направлениях (в форме аренды территорий у соседей, захвата природных и строительства искусственных островов с военными базами) вызвана как успехами её промышленности, так и потребностью в обеспечении населения рабочими местами и экономики - ресурсами.

Правительство КНДР не может не проводить ядерную программу, т.к. от её успеха зависит сама независимость страны. Южной Корее, которая успешно развивается в постиндустриальном направлении, как и любой (частично) буржуазной стране, позарез нужны, с одной стороны, рынки сбыта, с другой - дешёвая рабочая сила. И то, и другое можно найти на Севере Корейского полуострова. Именно экономические потребности РК и КНДР могут стать основой решения Корейского конфликта.

Бюрократия и буржуазия Вьетнама сталкиваются с многообразными вызовами со стороны КНР в Южно-Китайском море (ЮКМ). Вьетнам остаётся в значительной степени аграрной страной, что в условиях претензий Китая на ЮКМ становится неприемлемым: для сохранения власти Компартия Вьетнама нуждается в современной армии. Невозможность в кратчайшие сроки обеспечить создание современного оружия приводит к союзу с сильными внешними агентами, причем не только, как у нас до сих пор считают, с Россией, но и западными странами, в первую очередь с США.

Марксистский анализ общества предполагает, что в основе политических и социальных процессов лежит экономический фактор. Нынешние конфликты, ряд из которых перечислялся выше, вызваны в первую очередь борьбой за ресурсы, за контроль над территорией и/или населением, за сохранение отдельными элитами своего положения. Все идеологические факторы, в первую очередь религиозный, служат исключительно оформлению экономической борьбы. Даже самый крайний религиозный экстремизм порождён вовсе не религиозными абстракциями (хотя подаётся как «борьба за истинную веру»), а вполне конкретными экономическими явлениями - бедностью и отсутствием внятных перспектив её преодоления, а также неграмотностью - тоже следствием бедности, а не природной глупости. Именно неспособность абсолютного большинства бедных слоёв населения перейти даже в пресловутый средний класс толкает людей в объятия религии. Маркс был совершенно прав в своей оценке религии как «опиума народа» (8, с. 415).

Таким образом, ИГИЛ и другие формы политического исламизма суть закономерные порождения, с одной стороны, нищеты и неграмотности широких слоёв населения в мусульманских странах (поэтому адепты ИГИЛ появляются и вне Ближнего Востока), а с другой - глобализации и модернизации всего человечества.

Глобализация немыслима без глобального капитала и глобального производства. Борьба за глобальный рынок, борьба за контроль над отдельными сегментами этого рынка (выражающаяся, помимо прочего, в попытках установить контроль над Всемирной паутиной) идёт непрерывно, ибо ставка в этой борьбе - монопольная власть над человечеством (мечта членов Бильдербергского клуба, иллюминатов и других сторонников глобального правительства). Монополизация есть неизбежный результат конкуренции, в которой всегда есть победители и проигравшие. Успех в монополизации во многом определяется стартовым капиталом конкурентов. Этот капитал - в первую очередь финансовый, но ещё научно-технический и ресурсный. Отнюдь не все страны Азии и Африки обладают таким капиталом, что и обусловливает догоняющий характер развития многих из них.

Глобализация - неизбежное следствие развития мировой экономики, в которой нарастает тотальное господство техники и умных машин - искусственного интеллекта, роботов и автоматических производств и инфраструктуры [9, 10, 11, 12]. Экономические выгоды использования машин явно перевешивают выгоды использования человеческого труда: машины не устают, уже самообучаются, работают с одинаковой отдачей вне зависимости от времени суток. Поэтому Япония, Китай, Сингапур и другие лидеры промышленного развития в Азии, как и США и ведущие государства Европейского Союза, демонстрируют ставку именно на робототехнику - независимо от их демографического потенциала.

Глобализация усиливает общественное неравенство и закрепляет отсталость целых континентов, несмотря на все разговоры о потенциале стран и народов. Отсталость ведёт к острой борьбе за относительно немногочисленные в конкретных условиях ресурсы, а это неизбежно выражается в господстве авторитарных режимов, ибо только такие режимы способны в условиях острой ограниченности ресурсов установить относительно эффективный контроль над населением и порядок. Увы, авторитарные режимы в этих условиях оказываются более эффективными, чем любые демократические инициативы.

Соответственно, коль скоро глобализация, модернизация и усиливающееся вытеснение людей из производства (маргинализация) суть следствие развития экономики, возникают как минимум два вопроса. Первый - влияют ли на экономическое развитие традиционные системы ценностей, в частности религии. Второй - существует ли альтернатива авторитаризму в странах Востока, если авторитарные модели на поверку оказываются наиболее устойчивыми и успешными (пример КНР).

Ответ на первый вопрос - отрицательный. Никакой внятной корреляции между традициями и развитием экономики просто нет. Буддийскосинтоистская (т.е. частично политеистическая) Япония остаётся одной из самых развитых стран мира, тогда как буддийско-политеистические Мьянма, Лаос и Камбоджа пребывают в числе отстающих. Ислам сам по себе, без нефтяных вышек Саудовской Аравии и Катара, вряд ли способен обеспечить процветание, примеров чему много - достаточно вспомнить судьбу Ливии. Шиитские Иран и Ирак тоже отнюдь не тождественны по своим достижениям. Если же приводить в пример конфуцианский ареал, то и тут вопрос: если конфуцианство так успешно, то как объяснить вопиющую отсталость конфуцианской империи Цин? А сегодня успехи стран конфуцианского наследия вызваны вовсе не идеологией Кун-цзы, а вполне объективными факторами демографического и ресурсного характера. Христианство тоже не даёт гарантий успеха - вспомним Филиппины и тамошний сепаратизм, не говоря уже о формально христианских странах Центральной Африки.

Ответ на второй вопрос - в целом тоже отрицательный. В условиях догоняющего развития, на которое вследствие успехов Запада оказались обречены страны Востока, авторитарная модель единственный шанс местных правящих групп: классов бюрократии, буржуазии, землевладельцев, военачальников - удержать власть и обеспечить собственные доходы, умножить свой капитал. Поэтому возврат к авторитарной модели происходит постоянно, что показывает история Пакистана, Мьянмы, Камбоджи. Склонность к авторитаризму демонстрируют Индонезия, Китай и Филиппины при ее нынешнем президенте Родриго Дутерте. Хотя называться эти государства могут демократиями и республиками, социально-политическая суть от этого не изменится. Успехи псевдодемократических режимов в странах Азии и Африки были и остаются временными ибо базируются на более или менее эффективном отсечении от власти любых конкурентов (как в Сингапуре обеспечивается господство Партии народного действия, а в Малайзии - Объединённой малайской национальной партии).

Особое место в современном мире занимают этнические конфликты. Ряд аналитиков считают этнос чуть ли не основополагающим субъектом истории, в чём их поддерживают националистически, а точнее - шовинистически или расистски настроенные группы населения. В действительности основой любого этнического конфликта выступает спор за территорию и её ресурсы и/или за власть и капитал в определённом социальном пространстве.

Движение курдов за независимый Курдистан просто способ курдских элит установить собственную власть на определённой территории и избавиться от зависимости от властей Турции, Ирака и Сирии. Нагорнокарабахский конфликт между Арменией и Азербайджаном начался с претензий на землю и оброс уже «вековыми обидами» с обеих сторон. Ближневосточный конфликт в сущности сводится к вопросу о разграничении территорий Палестины и Израиля, где преимущество в настоящий момент - у Израиля.

В Индонезии экспансия яванцев на другие острова приводит к утрате местными жителями работы и/или привычной среды обитания и к яванофобии. Яванцы, встречая сопротивление среды и отличаясь от многих обитателей «Внешних островов» по религиозному признаку (они - мусульмане, а местные жители - христиане), поддерживают исламские институты. Таким образом, за этнорелигиозным конфликтом стоит материальный фактор - столкновение продвинутых по местным меркам экономических отношений с архаическими локальными практиками, спор за территорию.

Какие выводы можно сделать из предлагаемого анализа? Во-первых, нарастание роботизации и автоматизации, диктуемое потребностями развития экономики (снижением издержек для увеличения нормы прибыли за счёт устранения заработной платы и ограничений по продолжительности рабочего дня), приведёт к дальнейшей маргинализации абсолютного большинства людей на планете. Поскольку совокупное население Азии и Африки составляет примерно 75% жителей Земли, это означает, что маргинализация здесь будет особенно заметна.

Во-вторых, следствием маргинализации станет отчаянная схватка за ресурсы и лучшую долю (мигранты в Европе - лучшее тому подтверждение).

В-третьих, для сохранения власти нынешние правящие классы в Азии и Африке будут укреплять авторитарный политический строй.

В-четвёртых, число религиозных и этнических столкновений в силу необратимого характера маргинализации будет только увеличиваться. Во многом это связано и с ростом численности населения из-за улучшения медицинского обслуживания и питания. Можно назвать усиление религий реакцией на глобализацию или «болезнью глобализационного роста».

В-пятых, правящие классы разных стран, распадаясь на ряд соперничающих группировок, в условиях глобализации будут объединяться для получения тактических и по возможности стратегических преимуществ. Транснациональные корпорации и мировые финансисты будут стремиться к установлению нестабильности во всех стратегически важных участках Азии и Африки, используя для этого демократическую риторику для широких слоёв образованного населения, инвестиции на государственном и корпоративном уровне и подкуп отдельных лиц.

В-шестых, международное соперничество в условиях глобализации чревато непрерывной информационной, сетевой войной с отдельными очагами «горячих точек». Создание «глобального правительства», способного поддерживать порядок в планетарном масштабе, вызывает противостояние и открытую войну за сохранение отдельных политических единиц, что вызвано законами конкуренции и монополизации. Всемирный капитал не победит без «первоначального накопления».

В-седьмых, наряду с усилением авторитаризма в планетарном масштабе (а глобальное правительство пусть даже только одного «Золотого миллиарда» станет в силу монопольного положения не просто авторитарным, но, скорее подлинно, тоталитарным правительством) неизбежны сепаратистские движения во всех сколько-нибудь крупных странах Азии и Африки.

Далее можно ожидать раскола крупных государств, увеличения числа политических режимов с религиозной государственной идеологией и массовых неконтролируемых миграций с непредсказуемым исходом, но гарантированно с конфликтами с населением принимающей стороны [13].

По Азии и Африке, Европе и Америке, Австралии и Океании бродит уже не призрак, а вполне сложившееся новое состояние капиталистического общества - маргинализм. Человек-создатель, человек-творец уступает своё место машинной цивилизации роботов с искусственным интеллектом. Отныне человек обречён бродить на обочине технического прогресса.

Я знаю, что это нелегко принять и что многие мои коллеги-востоковеды поют оду творческому началу в человеке и подчёркивают руководящую роль человека при машине. К сожалению, они заблуждаются. Современные армии укомплектованы роботами, современные требования к научным журналам - их должны уметь читать машины, т.е. искусственный интеллект компьютеров. Объем обрабатываемых машинами данных («большие данные») не обработать ни одному Эйнштейну. Привычный мир людей уступает место миру машин. Эти строки я набираю на компьютере, а абсолютное большинство читателей будет читать их на экране. Мы давно уже в «Матрице» [14].

Но законы социальной революции, сформулированные Марксом, никто не отменял. Переворот всех общественных отношений, крушение старого и рождение нового миропорядка пройдёт через череду огромных политических, социальных, культурных и экзистенциальных потрясений. История человека-творца кончилась. История маргинализма и машинной цивилизации перевернула первые страницы [15].