ВВЕДЕНИЕ

Вопрос противодействия Ирану в регионе Ближнего Востока занимает важное, если не центральное место в нынешнем политическом курсе Государства Израиль. Израильская сторона критикует ядерную программу Ирана, заявляя, что она представляет собой экзистенциальную угрозу для Израиля¹. В этом контексте стоит упомянуть поддержку, оказываемую Ираном ливанскому движению «Хезболла», которое Израиль классифицирует как террористическую организацию [1].

Поскольку вопрос противодействия Ирану и угроза со стороны Исламской Республики рассматривается Тель-Авивом как угроза национальной безопасности и интересам Израиля в регионе, данная тема затрагивает отношения Израиля с третьими странами. Наиболее отчетливо это можно было заметить на примере американо-израильских отношений, в частности, в период администрации Д.Трампа и активной поддержки премьер-министром Б.Нетаньяху антииранской политики Вашингтона². Отметим, что руководство Израиля старается поднимать вопрос Ирана и свое видение политики Тегерана во время встреч со многими иностранными лидерами, в частности, и с президентом РФ В.Путиным³.

С учетом вышеназванных фактов неудивительно, что принципиально важный для Тель-Авива вопрос ирано-израильского противостояния затронул также развитие отношений с КНР и Индией, особенно учитывая тот факт, что Индия и Китай являются одними из крупнейших импортеров иранской нефти. Автор попытался проанализировать, как противостояние Израиля и Ирана воздействовало на развитие отношений Израиля с КНР и Индией, и к каким действиям прибегал Израиль, чтобы продвинуть свою точку зрения перед Пекином и Нью-Дели.

ИЗРАИЛЬ – ИРАН – КНР

Китайская Народная Республика и Исламская Республика Иран начали процесс сближения сразу после Исламской революции 1979 года. В частности, в ходе ирано-иракской войны (1980–1988) КНР была одним из основных поставщиков вооружений для Тегерана [2]. Со временем военно-техническое сотрудничество Китая и Ирана дало начало торгово-экономическому партнерству между странами на высоком уровне. По состоянию на 2020 г. КНР являлась самым крупным экономическим партнером Ирана⁴. В 2021 г. торговый оборот между странами составил примерно $14,8 млрд (без учета торговли нефтью)⁵.

Необходимо отметить, что в 2016 г. во время визита Си Цзиньпина в Тегеран страны подписали соглашение о всеобъемлющем стратегическом партнерстве⁶. В марте 2021 г. министры иностранных дел КНР и Ирана подписали в Тегеране соглашение о стратегическом сотрудничестве сроком на 25 лет, в рамках которого китайская сторона обязалась осуществить инвестиции в экономику Ирана в обмен на поставки нефти в Китай. Договор также предусматривает укрепление сотрудничества в сферах, взаимодействие в которых особенно волнует Израиль, а именно в сфере безопасности и разведки⁷.

КНР также помогала Ирану в развитии его ядерной программы. В частности, при содействии Пекина был построен ядерный технологический центр в Исфахане, были подготовлены специалисты, а также направлены ядерные материалы для иранских центрифуг [3]. В настоящее время компания China National Nuclear Corporation занимается модернизацией иранского реактора на тяжелой воде Arak IR-40 [4]. В то же время стоит также подчеркнуть, что КНР всегда голосовала за резолюции СБ ООН по вопросу ядерной программы Ирана, в частности, Пекин поддержал резолюции (1737, 1803, 1835, 1929, 1984, 2049, 2105, 2159), стараясь избегать пунктов, которые могли привести к военным действиям против Тегерана в рамках ст. 42 Устава ООН [5].

Вопрос ирано-китайских отношений всегда затрагивался израильской стороной на встречах на высоком и высшем уровнях. В первый раз на него обратили внимание на переговорах сразу после нормализации дипломатических отношений в 1992 г. во время встречи делегации депутатов Кнессета с замминистра иностранных дел Китая Я.Фучаном. Тогда китайский дипломат заверил израильскую сторону в том, что сотрудничество между КНР и Ираном в ядерной сфере находится под контролем со стороны МАГАТЭ [6].

Премьер-министр Израиля И.Рабин дважды (в 1993 и 1995 гг.) посетил с визитами Пекин. В ходе этих визитов он пытался убедить китайских руководителей прекратить поставки вооружений в Иран, а также заморозить сотрудничество с Ираном в ядерной сфере [6]. В 1995 г. Ц.Цзэминь, тогдашний председатель КНР, во время встречи с И.Рабином заявил о намерении прекратить поставки ракетных вооружений в Иран. Однако впервые подобное заявление сделал еще в 1993 г. глава МИД КНР Ц.Цичэнь на встрече со своим израильским коллегой Ш.Пересом [6; 7]. Отметим также, Цзэминь заявил Рабину, что соглашение с Ираном о поставке китайского ядерного реактора временно заморожено, и его реализация будет возможна только в том случае, если Пекин убедится в его мирном использовании. Председатель КНР отдельно подчеркнул, что строительство ядерного реактора китайского производства на территории Ирана не будет представлять собой угрозу безопасности Израиля [7].

С большой долей уверенности можно констатировать, что, несмотря на улучшение торгово-экономических отношений между КНР и Израилем, усилия израильской дипломатии не увенчались успехом. При этом данный факт признается израильским профессором А.Шаем, экспертом по израильско-китайским отношения в его статье, опубликованной в 2011 г. в журнале Journal of Middle Eastern and Islamic Studies (in Asia) [8].

О провале попыток Тель-Авива скорректировать курс внешней политики Пекина в отношении Тегерана свидетельствует также и тот факт, что Иран произвел большое количество противокорабельных ракет Noor, Tondar, Nasr и Kowsar, разработанных на основе китайских ракет С-802, С-801, С-701, С-704 и С-705 [2]. Более того, во время Второй ливанской войны 2006 г. было совершено нападение на израильский корвет «Hanit» со стороны «Хезболлы» с использованием ракеты китайского производства C-802. В результате нападения погибли четыре израильских военнослужащих [8]. В 2011 г. ВМС Израиля нашли 6 противокорабельных ракет китайского производства C-704 на борту судна «Victoria», которое направлялось в Сектор Газа [7].

Статистические данные также свидетельствуют о том, что Китай не прекратил поставки оружия в Иран. Так, за период с 2010 по 2018 г. 28% всего экспорта китайских вооружений на Ближнем Востоке направлялось в Иран [7]. Что касается материальной и технической поддержки иранской ядерной программы, она была заморожена в 1997 г., однако, как отмечает специалист по израильско-китайским отношениям А.Орион, этот шаг был сделан в рамках договоренностей КНР с США, а не с Израилем [9].

Если рассматривать официальные заявления Израиля и израильских премьер-министров, то можно заметить, что и в самом Израиле также осознали безуспешность попыток добиться прекращения поставок китайских вооружений в Иран, в связи с чем акцент сместился на заявления о необходимости того, чтобы Китай повлиял на Иран в вопросе ядерной программы. В частности, этот вопрос был затронут премьер-министром Э.Ольмертом (2006–2009 гг.) во время его визита в Пекин в 2007 г., об этом также свидетельствует и речь премьер-министра Б.Нетаньяху, с которой он в 2013 г. выступил в Кнессете, подчеркнув, что этот вопрос обсуждался в ходе переговоров с Си Цзиньпинем⁸.

Отметим, что каких-либо изменений в ирано-китайских отношений, отвечающих интересам Тель-Авива, не произошло. Более того, с приходом к власти в КНР председателя Си Цзиньпина интенсифицировались контакты между Пекином и Тегераном в военной сфере, а именно возросло количество совместных военных учений, визитов высших военных чинов как из КНР, так и из Ирана [9]. Несмотря на антииранскую политику США и санкционное давление в период администрации Д.Трампа, ряд китайских компаний продолжили вести торгово-экономическое сотрудничество с Ираном в таких сферах, как ракетные технологии, грузовые авиаперевозки, импорт нефти и транспорт нефтепродуктов водным путем, причем последним, по заявлению американских властей, занимаются две дочерние компании китайской государственной судоходной корпорации China COSCO Shipping [5].

Однако было бы неправильно делать вывод о том, что на Ближнем Востоке Пекин сделал выбор в пользу развития стратегического сотрудничества исключительно с Ираном, поскольку КНР характеризует свои отношения как стратегическое сотрудничество с такими арабскими странами как ОАЭ и Саудовская Аравия, при этом объем товарооборота Китая с арабскими монархиями Персидского залива больше, чем с Ираном ($78,1 млрд и $48,4 млрд против $23 млрд, соответственно)⁹ [9]. О сбалансированности позиции Пекина свидетельствует ближневосточное турне главы МИД КНР Ван И в январе 2022 г., в ходе которого он встретился с коллегами из Саудовской Аравии, Бахрейна, Кувейта, Омана, Турции и Ирана, а также с генсеком Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), подчеркнув, что страны региона не должны зависеть от «внешнего патриарха», и что народы стран региона должны сами решать свою судьбу [10].

В то же время укрепление ирано-китайских отношений не сказалось негативным образом на развитии израильско-китайских отношений, в особенности в торгово-экономической сфере. Так, например, с 2000 до 2020 г. товарооборот КНР с Израилем вырос с $836 млн до $11,8 млрд¹⁰ [12].

Что касается развития сотрудничества Израиля в военной и политической сфере с Пекином, то оно было ограничено позицией США [11]. При этом отношения с Тель-Авивом, несмотря на большой объем товарооборота, Пекин характеризует с 2017 г. как «всеобъемлющее инновационное сотрудничество», избегая использования слова стратегическое сотрудничество [9]. Однако подобный шаг сделан в интересах двух стран, поскольку стратегическое сотрудничество Израиля с КНР вызывало бы недовольство у США в случае Израиля, а в случае КНР могло бы в теории привести к негативным последствиям в вопросах сотрудничества с мусульманскими странами, в частности с Ираном.

Другим примером сбалансированной позиции Китая является пример участия китайских компаний в строительных проектах как на территории Израиля, так и Ирана. В частности, китайская компания China Railway Tunnel Group, владеющая 51% доли в совместном израильско-китайском консорциуме, строящем линию наземного метрополитена Тель-Авива, является дочерней компанией China Railway Group, которая, в свою очередь, совместно с иранским конгломератом Хатам аль Анбия, аффилированным с КСИР (Корпус стражей исламской революции), занимается строительство скоростной ж/д линии Тегеран-Кум-Исфахан [5].

Подводя итоги, отметим, что, несмотря на принципиальную важность вопроса противодействия Ирану в политике Израиля, он не оказывает негативного влияния на развитие израильско-китайских отношений, даже несмотря на провал попыток Тель-Авива убедить Пекин остановить поставки вооружений в Иран. Как подчеркивает А.Орион, это говорит об амбивалентности политики Израиля. С одной стороны, Тель-Авив выступает против Ирана на международной арене и принимает соответствующие законы внутри страны, позволяющие аннулировать тендеры иностранных компаний, если те принимали участие в развитии ядерной программы Ирана. С другой, он не предпринимает каких-либо действий против работающих в Израиле китайских компаний, число которых растет [9].

Как считает А.Орион, корректнее было бы классифицировать такой подход Израиля как прагматичный, поскольку в Израиле осознают важность развития отношений с КНР как с крупной мировой державой, играющей важную роль в новом формирующемся миропорядке, делая выбор в пользу долгосрочного развития торгово-экономического сотрудничества с одной из крупнейших экономик мира, не забывая при этом каждый раз при переговорах затрагивать волнующие Тель-Авив темы (в данном контексте – ирано-китайские отношения), даже несмотря на отсутствие ответной реакции китайской стороны.

Возобновление усилий Израиля по корректировке позиции КНР в отношении Ирана на фоне изменившейся обстановки на Ближнем Востоке после подписания т.н. «Авраамических соглашений» (серия совместных заявлений о нормализации отношений между Израилем , ОАЭ и Бахрейном , вступивших в силу в 2020 г. – подробнее см.: [20]). Эти соглашения способствовали нормализация отношений Израиля с монархиями Персидского залива на основе общего подхода стран к Ирану, однако это вряд ли повлияет на принципиальную позиции Пекина, заключающуюся в соблюдении нейтралитета в развитии отношений со странами Ближнего Востока.

В то же время негативное влияние на израильско-китайские отношения оказывает не сам факт ирано-китайского стратегического сотрудничества, а Вашингтон, который на фоне ухудшения американо-китайских отношений требует ограничить вовлеченность КНР и китайских компаний в экономику Израиля [11].

ИЗРАИЛЬ – ИНДИЯ – ИРАН

Вопрос ирано-израильского противостояния находит свое отражение также и в развитии отношений между Тель-Авивом и Нью-Дели. Отметим, что Индия поддерживает высокий уровень отношений с Тегераном. В 2013–2015 гг. 6% всей импортированной Индией нефти было из Ирана [14], объем двухсторонней торговли в 2018 г. составил примерно $17 млрд [13], однако, по данным Всемирного банка, импорт из Ирана снизился до $3 млрд в 2019 г.¹¹ Внимания также заслуживает проект строительства газопровода «IPI (Iran-Pakistan-India) Pipeline», который должен пройти из Ирана в Индию через территорию Пакистана, но до сих пор так и не был реализован [15].

Несмотря на упомянутый высокий уровень отношений, можно заметить изменения в индийско-иранских отношениях, вызванные рядом объективных факторов. В первую очередь, это связано с опасениями индийского руководства относительно возможных санкций США из-за продолжения сотрудничества с Тегераном, что привело к резкому снижению импорта иранской нефти [13]. Примечательно, что это произошло параллельно с увеличением объема закупок индийской стороной нефти из Саудовской Аравии и качественным улучшением отношений между Нью-Дели и монархиями Персидского залива¹².

Несмотря на вышеуказанные факты, Иран продолжает оставаться крупным торговым партнером Индии, хотя товарооборот с Тегераном ($7,1 млрд) уступает товарообороту Индии с ОАЭ и Саудовской Аравией ($70,2 млрд и $32,7 млрд, соответственно)¹³.

Руководство Израиля, на фоне углубления стратегического сотрудничества с Индией, неоднократно предпринимало попытки использовать все доступные меры для оказания влияния на позицию Индии по Ирану и, прежде всего, по вопросам, связанным с иранской ядерной программой. В частности, впервые вопрос Ирана был затронут в 1993 г. во время визита министра иностранных дел Индии. На фоне отказа Нью-Дели поставить Ирану экспериментальный ядерный реактор израильская сторона была заинтересована в прекращении ирано-индийского сотрудничества в ядерной сфере [16].

С развитием израильско-индийских отношений, в особенности в военно-технической сфере, в израильских политических и военных кругах стали озвучиваться опасения относительно возможной утечки израильских военных технологий из Индии в Иран [17]. В частности, такое мнение озвучил премьер-министр А.Шарон во время своего визита в Индию в 2003 г., учитывая почти полное сходство между теми услугами, которые израильские военные компании предоставили Индии, и теми, которые индийские компании должны были предоставить Ирану в рассматриваемый период [16].

Особого внимания заслуживает 2008 год, когда индийская сторона осуществила запуск израильского спутника «TecSAR», отметив, что спутник предназначен для гражданских целей. В свою очередь, у Израиля было другое мнение. Так, израильские СМИ заявляли, что с территории Индии на околоземную орбиту был выведен спутник-шпион, основная цель которого – наблюдение за территорией Ирана [17]. Можно предположить, что позиция и риторика израильских СМИ являются частью усилий Израиля по втягиванию Индии в антииранскую кампанию Тель-Авива. При этом Нью-Дели всячески отрицал антииранское предназначение спутника «TecSAR».

Попытки Израиля оказать влияние на иранское направление внешней политики Индии на этом не прекратились. В 2012 г. Израиль посетил с визитом министр иностранных дел Индии С.М.Кришна. Известно, что во время его переговоров с премьер-министром Нетаньяху затрагивался вопрос Ирана. В частности, относительно вопроса иранской ядерной программы и необходимости участия Индии в санкционном режиме индийский министр отметил, что Нью-Дели поддерживает желание Тегерана развивать мирный атом, однако этот вопрос должен рассматриваться в рамках МАГАТЭ [16].

Не менее важным событием, произошедшим в рассматриваемый период, был подрыв автомобиля, принадлежащего израильскому посольству в Нью-Дели, в результате которого ранение получила супруга военного атташе Израиля. Израильская сторона заявила, что ответственность за серию терактов против израильтян и израильских дипломатических представительств (в т.ч. и вышеупомянутый теракт в Нью-Дели) лежит на Иране и «Хезболле»¹⁴. В свою очередь, полиция Индии по итогам расследования подтвердила заявления Израиля, заявив о причастности КСИР Ирана к теракту¹⁵. Казалось бы, создалась платформа для солидаризации Израиля и Индии и постепенного ухудшения ирано-индийских отношений. Однако в действительности итоги расследования терактов не оказали влияния на иранский вектор индийской политики.

Отметим, что в целом шаги, предпринимаемые Израилем, не смогли привести к смене подхода Индии к Ирану. Индия старается придерживаться политики баланса и не делать выбора в пользу какой-либо из сторон израильско-иранского противостояния. В этой связи примечательно, что в 2019 г. С.Чиной, генеральный директор Института оборонных исследований и анализа в Нью-Дели, отвечая на вопросы израильской газеты Israel Hayom относительно Ирана и его антиизраильской политики, дал сбалансированный ответ, который содержал в себе нейтральную позицию, не отдавая предпочтения ни Ирану, ни Израилю¹⁶. Этот ответ лучше всего раскрывает суть политики Индии на Ближнем Востоке и суть политики баланса, которая заключается в желании развивать отношения со всеми странами региона без выбора каких-либо сторон в конфликтных вопросах.

Для Индии важно развитие отношений с Тель-Авивом как с государством-источником высоких технологий и крупным поставщиком вооружений для нужд вооруженных сил Индии. Близкие отношения Нью-Дели с Тегераном не помешали Индии стать крупнейшим импортером вооружений израильского производства. Так, согласно данным SIPRI, как в период 2014–2018 гг., так и в 2017–2021 гг. на Нью-Дели приходилось 46% и 37% всего экспорта вооружений из Израиля, соответственно¹⁷. В то же время развитие отношений с Ираном, в особенности в сфере импорта нефти, важно для Нью-Дели, чтобы сохранить баланс и диверсификацию источников поставок углеводородов и не впасть в зависимость от одного экспортера, например от монархий Персидского залива.

Однако, несмотря на этот факт, можно заметить изменения, произошедшие в индийско-иранской торговле. В частности, как уже отмечалось выше, объем импорта нефти снизился с $18 млрд в 2018 г. до $3,3 млрд 2019 г.¹⁸ Примечательно, что на фоне снижения импорта в 2020 г. Тегеран подверг критике Нью-Дели за жестокое обращение с мусульманским населением страны. Также иранская сторона недовольна прогрессом в развитии порта Чахбахар, единственного океанского порта Ирана, расположенного на юго-востоке Ирана, на берегу Оманского залива , и имеющего выход в Индийский океан¹⁹. Впервые договоренность между Нью-Дели и Тегераном о развитии порта была достигнута в 2003 г., однако она не была реализована [18]. Причиной всему этому являются США и их политика санкций. Опасаясь ввода санкций, Индия подвергла пересмотру свои отношения с Ираном, что, несомненно, полностью отвечает интересам Израиля.

В то же время было бы неправильно говорить о полном провале в ирано-индийских отношениях, поскольку интерес стран к развитию двухсторонних отношений сохраняется, о чем свидетельствует двухдневный визит главы МИД Ирана Х.А.Абдоллахияна в Индию в июне 2022 г., в ходе которого стороны обсуждали возможность перевода в национальные валюты двухсторонней торговли²⁰. Более того, как замечает издание The Diplomat, Нью-Дели может возобновить импорт нефти из Ирана, несмотря на санкционное давление, используя при этом опыт закупок российской нефти после ввода санкций странами Запада в 2022 г. [19]. Интерес также вызывает возобновление проекта развития порта Чабахар и газопровода Иран-Оман-Индия, который рассматривается в качестве альтернативы неудавшемуся проекту «IPI Pipeline», особенно принимая во внимание соглашение о строительстве газопровода между Оманом и Ираном, подписанное 23 мая 2022 г. [19].

Таким образом, можно заметить, что усилившаяся в период президентства Д.Трампа резкая антииранская политика способствовала достижению успехов в кампании Тель-Авива по снижению уровня ирано-индийских отношений, чего до этого в течение многих лет не мог добиться Израиль. В то же время этот успех можно считать временным из-за обоюдосторонних интересов Индии и Ирана.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итог, фактор противодействия Ирану, несмотря на его приоритет во внешней политике Израиля, имеет незначительное влияние на развитие двухсторонних отношений Израиля с двумя стратегическими партнерами Тегерана – Индией и КНР. Более того, не будет преувеличением сказать, что попытки Израиля убедить Пекин и Нью-Дели скорректировать курс внешней политики в отношении Ирана оказались безрезультатными. Китайско-иранские отношения вышли на уровень стратегического партнерства, предусматривающего более тесное сотрудничество в военной сфере и на уровне разведывательных служб. Более того, Иран явно заинтересован в реализации китайской инициативы «Один пояс – один путь». Индийско-иранские отношения, несмотря на снижение импорта нефти из Ирана из-за угрозы санкций США, остаются на достаточно высоком уровне, при этом страны продолжают переговоры по реализации крупных проектов, таких как порт Чабахар или газопровод Иран-Оман-Индия.

Единственным успешным для Израиля примером можно считать снижение уровня индийско-иранских отношений и снижение импорта иранской нефти в результате антииранской политики США во время президентства Д.Трампа.

В то же время произошли объективные изменения в ирано-китайских и ирано-индийских отношениях. Так, в экономической плоскости объем товарооборота КНР и Индии с монархиями Персидского залива и арабскими странами региона стал превышать товарооборот с Ираном. Параллельно с этим идет процесс нормализации отношений между Израилем и арабскими странами региона, что в свою очередь выстраивает новую расстановку сил в регионе. Тем не менее, принимая во внимание особенность позиций КНР и Индии в регионе, в рамках которых страны развивают отношения со всеми государствами Ближнего Востока, ставя во главу угла свои интересы, кардинальные изменения в их ближневосточной политике кажутся маловероятными.