Актуальность темы не вызывает сомнений. С учётом китайско-американских реалий картина мира складывается, в основном, как конфликтная. Оценки ведущих российских политологов, связанные с формированием «новой биполярности» или «двойной биполярности», подтверждают наличие усиливающегося китайско-американского раскола, влияющего на глобальную и региональную безопасность.

Китайско-американские отношения сегодня плавно трансформируются в многоплановую борьбу «американского» и «китайского» миров, которая разворачивается в мировой экономике, геополитике, культуре. С каждым годом обостряется стратегическая проблема перспектив развития американской (либеральной) системы и модели «социализма с китайской спецификой». Кто выйдет из этой схватки победителем, за кем будущее – вопрос открытый.

Уровень двусторонних китайско-американских отношений был всегда чрезвычайно высок. В 2017 г. двустороння торговля товарами и услугами превысила 710,4 млрд долл., включая экспорт из США – 187,5 млрд долл. и импорт в США – 522,9 млрд долл. Американский рынок в тот период поглощал примерно 23% всего китайского экспорта. США являлись основным потребителем китайской электроники, чёрных металлов, продукции машиностроения, одежды. Зависимость китайской экономики от американского рынка была такова, что при снижении американского ВВП на 1,5% китайский экспорт в США падал на 4–5%.

Китай активно скупал финансовые казначейские облигации (в 2017 г. – 1,3 трлн долл.). Действовавший тогда в США китайский фонд «Китайская инвестиционная корпорация» (CIC) за 2017 г. приобрёл крупные доли в 112 ведущих американских корпорациях. В США сформировалась отработанная система лоббирования китайских экономических интересов. Эта система имела мощные политические и финансовые рычаги влияния, поддерживалась высшим китайским руководством. Одновременно крупными лоббистами Китая являлись американские корпорации, работавшие на китайском рынке, включая «Боинг», «Сити групп», «Кока-кола» и ряд других.

Китай после XIX съезда КПК и усиления личного влияния и роли китайского лидера Си Цзиньпина в стране и в мире пытался максимально использовать американские ресурсы для перехода на новую экономическую (инновационную) модель, которая не должна быть полностью завязана на экспорте и внешних рынках. США же пытались через растущую взаимозависимость встроить китайскую экономику в мировую либеральную модель, интегрируя китайские фондовые и иные рынки. Полная либерализация китайской валюты (юаня) в американском варианте позволила бы Вашингтону ускорить этот процесс.

10–13 ноября 2017 г. в ходе визита президента США Д. Трампа в Китай стороны заключили торгово-экономический пакет соглашений на сумму 253,5 млрд долл. Было подписано 34 контракта о сотрудничестве и договора о намерении. Среди достигнутых договоренностей – 26 торговых соглашений на сумму 108,8 млрд долл. и восемь проектов взаимных инвестиций стоимостью 144,7 млрд долл. Важной для Китая была сделка о покупке и совместном участии в производстве китайской нефтехимической корпорацией «Синопек» (Sinopec) сжиженного природного газа (СПГ) на Аляске. Данный проект был способен создать порядка 70 тыс. новых рабочих мест в США, способствуя ежегодному сокращению выбросов углекислого газа в Китае на 80 млн тонн.

Нынешний формат китайско-американских отношений складывался за последние 30 лет на фоне дальнейшего роста Китая и относительного ослабления США. Совершенно очевидно, что модель «КНР – США» кроме собственной двусторонней структуры имеет глобальный характер, оказывает существенное влияние на мировые экономические и международно-политические тенденции. Учитывая геополитические и региональные амбиции каждой из сторон, сегодня можно говорить, что успех или неуспех их развития во многом определяет будущую экономическую и политическую стабильность в мире.

В структуре связей двух мегадержав фактически формируется новая постбиполярная повестка мира. Однако какой характер она будет иметь и в каком направлении – взаимозависимости или конфликтности – будут развиваться двусторонние отношения, прогнозировать достаточно сложно.

Китайская концепция и реальная стратегия «мирного возвышения Китая» до 2012 г. (прихода к власти Си Цзиньпина), по сути, была скрытой прозападной политикой. Глобализация 1990-х – 2000-х годов, во многом инициированная и запущенная США, позволила Китаю не только мирно и безболезненно в неё вписаться, но и бесконфликтно получить огромные инвестиции, новые технологии и рынки. В КНР сформировалась иллюзия плавного и мирного перехвата глобальной власти у США. Предложение тогдашнего президента Б. Обамы бывшему китайскому руководителю Ху Цзиньтао о совместной реализации проекта G-2 только усилило эти ожидания.

Первый крах иллюзий возник у китайцев в период президенства Д. Трампа. Проигранный Китаем первый раунд двусторонних переговоров в рамках «китайско-американской сделки» 15 января 2020 г. (примерно 80% на 20% в пользу американцев) усилил «торговую войну», запустив так называемую процедуру «расцепления (“decoupling”)».

Второй крах иллюзий возник после победы Дж. Байдена, особенно по завершении двусторонних переговоров в Анкоридже. Китайско-американские экономико-технологические противоречия при Дж. Байдене стали дополняться системным политико-идеологическим противостоянием двух держав. На углубление этого процесса работало формирование Вашингтоном «Альянса демократий», укрепление «Трансатлантического союза» и др. Условно байденовское наступление можно обозначить четырьмя направлениями:

– Южноазиатский вектор, в рамках которого наблюдаются попытки США институализировать и расширить четырехсторонний проект “QUAD” (США, Индия, Япония, Австралия). Пока речь не идёт о создании некоего классического варианта «Азиатского НАТО», но антикитайские смыслы и мотивы явно просматриваются. При этом следует иметь в виду, что цели и намерения каждого из участников не во всём совпадают. Несмотря на антикитайские настроения Индии, Австралии и опасения Японии, каждый из них имеет свои экономические интересы на большом китайском рынке, не всегда совпадающие с интересами США.

– Европейско-атлантический вектор, слабо развивавшийся в эпоху Д. Трампа и получивший явное ускорение в настоящее время. Солидарность Европейского Союза (ЕС) и США против Китая усиливается. Давление Вашингтона на Брюссель привело к консервации Европарламентом в мае 2021 г. Всеобъемлющего инвестиционного соглашения (ВИС) Европейского Союза и КНР, которое готовилось семь лет, с 2013 г., и в декабре 2020 г. было подписано. Если бы Евросоюз довёл ВИС до реализации, это дало бы ведущим французским, немецким и голландским компаниями преимущественные права на китайском рынке по сравнению с американскими. Соглашения подобному ВИС ЕС – КНР у США нет. Фактически, американцы, используя политические (антикитайские) лозунги, ликвидировали коммерческие преимущества своих европейских конкурентов.

– Внутрикитайское направление, связанное с желанием США и их союзников вывести традиционную критику нарушений «прав человека» в КНР (Синьцзян-Уйгурский автономный район, Тибет, Внутренняя Монголия, Гонконг) на уровень якобы существующего геноцида отдельных групп населения КНР, проводимого китайскими властями. Под этим лозунгом делается попытка представить Китай в глазах мирового сообщества главным нарушителем гуманитарных норм и правил.

– Внутриамериканское направление, обусловленное дальнейшим укреплением межпартийного консенсуса (республиканцев и демократов) по поводу главного китайского вызова для США. Продвижение в Сенате законопроекта «О стратегической конкуренции» 2021 г., направленного на систематизацию противодействия Китаю и мобилизацию всех стратегических, экономико-технологических, информационных и военных ресурсов для сдерживания КНР, подтверждает выход «китайской угрозы» на общенациональный американский уровень. Мобилизация сил и законопроект направлены на то, как эффективнее и быстрее превратить Китай в «мирового изгоя». Экспертной основой данного трека являются работы ведущих учёных в области китаеведения и безопасности – С. Бланка, Д. Ларсон, Р. Росса, Г. Розмана, Э. Качинса, Ф. Старра и ряда других, которые в основном подтверждают идею о приоритетности китайской угрозы (по сравнению с российской).

В условиях ужесточения американской политики в отношении КНР в самом Китае формируются адекватные ответы, из которых можно выделить четыре, хотя на самом деле список их гораздо больше.

– Стратегия «двойной циркуляции» китайской экономики, при которой акцент в настоящее время (в рамках планов 14-й пятилетки) китайским руководством делается на внутренний рынок с использованием внешних возможностей. Цель этой стратегии – сокращение зависимости от США, в первую очередь в сфере высоких технологий и программного обеспечения. По оценкам китайских экспертов, для её реализации потребуется 5–7 лет. Следует учитывать, что в настоящее время между двумя государствами сохраняется гигантская торговля – 558 млрд долл. при большом китайском положительном сальдо. Другими словами, запущенное Д. Трампом «расцепление» (“decoupling”) при Дж. Байдене в торгово-экономической и инвестиционной сферах не развивается, взаимозависимость сохраняется.

– Попытки формирования «неамериканского мира» (новое понятие, требующее дополнительного изучения) вокруг инициативы «Один пояс, один путь» (ОПОП), в который включено более 100 государств, из которых прямыми финансовыми реципиентами Китая в рамках данного проекта являются 64. Просматривается желание Пекина подвести под данную инициативу некую идеологическую основу в плане продвижения концепции «Сообщества единой судьбы человечества». Данный трек, на наш взгляд, находится на самом начальном этапе реализации и сталкивается с растущим противодействием не только со стороны США и их союзников, но и части развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки. Многие в мире опасаются растущего финансового и политического могущества Китая.

– Изменение стиля китайской политики. В последние годы эксперты отмечают усиление наступательности китайской дипломатии («самоуверенная дипломатия», «дипломатия воинов-волков»). Очевидно, что принцип Дэн Сяопина – «держаться в тени и скрывать свои возможности» остался в прошлом. Возвышение Китая в эпоху Си Цзиньпина заставляет его более активно позиционировать себя в мире.

– Военно-стратегический ответ. Обострение отношений с США предполагает активное развитие китайских военно-стратегических сил, включая все три компонента ядерной триады: стратегическую авиацию, межконтинентальные баллистические ракеты и атомные подводные лодки. Между КНР и США сохраняется значительная асимметрия по этим компонентам (по оценкам экспертов СИПРИ, примерно 1:8). Китай, как известно, не идёт на переговоры о стратегических вооружениях и их ограничении, считая, что это исключительно двусторонний российско-американский диалог. Одновременно китайское руководство форсирует развитие своего военно-промышленного комплекса (ВПК), на который в 2020 г. потрачено 209 млрд долл., что составляет примерно 6–7% валового внутреннего продукта (ВВП).

Таким образом, китайско-американские отношения в политической и экономической частях стали более системными и более противоречивыми. Ослабить или полностью нормализовать их в настоящее время и на ближайшую перспективу представляется практически невозможным. Вариант создания российско-американского альянса против Китая также невозможен сегодня. При этом и военный союз между РФ и КНР против США маловероятен и не нужен России. В структуре китайско-американских отношений фактически формируется новая биполярность мира.